Ветер с чужой стороны - [13]
— А-а, товарищ Зубрицкий, наше вам! — развязно поздоровался Дегтярев, когда к нему подошли вплотную.
— Что вы здесь делаете? — спросил лейтенант.
Дегтярев помахал полотенцем:
— Да вот искупаться хочу. Водичка сейчас, как парное молочко.
— Не положено, гражданин Дегтярев. Вы же знаете, существует пограничный режим.
Ну, и отлично, сказал Дегтярев, но режим этот существует для посторонних, а он, славу богу, свой человек на заставе, и капитан товарищ Чижов, конечно, разрешил бы ему купаться не только сейчас, но и завтра и послезавтра и послепослезавтра. А как же?
Болтовня эта стала надоедать Зубрицкому, кроме того, рядом стоял рядовой Захаров и он не мог допустить, чтобы при подчиненных ему морочил голову какой-то паршивый золотоискатель. Хватит… И так из-за него пришлось написать рапорт.
— Освободите пляж! — прервал его Зубрицкий.
Дегтярев стих, пожал плечами и зашагал прочь, оскорбленный. Зубрицкий и Захаров некоторое время смотрели ему вслед. Вот он стал подниматься по лестнице, вот зажег одну спичку, вторую, третью… Видимо, никак не мог прикурить сразу. Три огонька один за другим вспыхнули и погасли в ночной темноте, поглотившей Дегтярева. И вдруг немного в стороне, из кустов, вымахнула одна ракета, потом вторая. Мертвенно яркий свет залил пляж, выхватил из темноты деревья.
Кто дал ракеты? Зачем? Никаких пограничных нарядов поблизости не было.
Это Зубрицкий знал точно. Вместе с Захаровым он кинулся к лестнице, взбежал по ней, стал осматривать кусты и камни. Кисловатый запах порохового дыма еще плавал в зарослях, а тот, кто выпустил ракеты, исчез.
Исчез и сам Дегтярев.
Уже был задержан у бухточек нарушитель в форме старшего лейтенанта Советской армии, уже капитан Чижов приступил к допросу, а поиски в районе "Абхазии" все еще шли и не прекращались до сих пор. Поднятые по тревоге соседние заставы перекрыли все дороги и перекрестки; все машины останавливались, и у пассажиров проверялись документы; приморские сады и парки прочесывались пограничниками, территория санатория "Абхазия" была оцеплена, оттуда не мог ускользнуть незамеченным ни один человек.
Но Дегтярев и его неожиданный сообщник исчезли бесследно.
…Зубрицкий оторвал глаза от чернильного пятнышка и твердо посмотрел на Чижова:
— Товарищ капитан…
— Не надо, — перебил его Чижов. — Вы ведь насчет рапорта?
— Да.
Капитан открыл сейф, вынул оттуда рапорт и отдал Зубрицкому.
— Вы не отправили!
— Как видите…
Зубрицкий поднялся со стула, одернул гимнастерку:
— Что я должен делать?
— Искать Дегтярева, — сказал Чижов.
Да, нужно было продолжать поиски. Теперь уже ясно: Дегтярев прогуливался по пляжу, чтобы отвлечь на себя внимание пограничников. Дескать, свой человек на заставе, удастся заговорить зубы. Но когда это не удалось, зажег три спички. Зачем рисковать самому? И тогда кто-то другой выпустил две ракеты. Придумано ловко, но Умурзаков — молодец!
А Дегтярев со своим помощником далеко не уйдет, они прячутся где-то рядом. Им не вырваться из кольца.
Чижов и Зубрицкий вышли во двор. Часовой стал в положение "смирно". Сияло утро. Искрилось море.
Все было как всегда на границе.
ЭНДШПИЛЬ
День начался с неприятностей. Явился старшина Громовой и сказал мрачно:
— Говорил я, что мы пропадем с этим Сороколитром? Говорил. Так оно и получается.
Речь шла о солдате первого года службы Сороколисте. Старшина вечно путал его фамилию: называл Сорокопутом, Сорокопустом, даже Сорокочистом, но Сороколитром еще ни разу не называл. И капитан усмехнулся.
Громовой посмотрел на него удивленно и строго. Если бы на свете не существовало такой грозной фамилии, никакая другая не подошла бы к этому коренастому человеку с простоватым, суровым лицом и тугой загорелой шеей. Солдаты побаивались его, а капитан уважал за исполнительность и требовательность, хотя в душе и посмеивался над его обидчивостью и полнейшим отсутствием чувства юмора.
Но сейчас было, действительно, не до смеха. Неделю назад капитан Портнов послал рапорт начальнику отряда с просьбой откомандировать Сороколиста с заставы. И вот снова…
— Опять благородствовал… — безнадежно махнул рукой Громовой. Это слово означало у старшины высшую
степень халатности, разгильдяйства и вообще недисциплинированности.
— Что же случилось? — спросил капитан.
Громобой отвечал в обычной своей манере:
— Должен дневальный по конюшне за лошадьми следить? Должен. А этот Сорокопуст опять в шахматы играл.
— В конюшне?
— А где же?
Старшина замолк, возмущенный до глубины души. Он еще ничего не знал о рапорте и думал, что маяться с Сороколистом придется и завтра, и послезавтра, и целых два года.
Этот Сороколист был притчей во языцах. Он не просто рядовой первого года службы, а шахматист второго разряда. Его часто вызывают на какие-то турниры, голова солдата вечно забита этюдами и задачами, а отсюда и не чищенное оружие, и сбитая холка у лошади. А теперь вот, пожалуйста, — играл в шахматы во время дневальства. Черт знает что…
Капитан Портнов спросил, как было дело, и старшина примялся рассказывать. Ночью он пошел проверить дневального по конюшне и во дворе наткнулся на кобылу Кобру. Она разгуливала по клумбам, а Сороколист преспокойно сидел в пустом деннике и при свете фонаря "Летучая, мышь" сам с собой играл в шахматы. При этом он заглядывал в какой-то журнал с нарисованными в нем шахматными фигурами. На вопрос старшины Сороколист ответил, что решает шахматные этюды и задачи и что это для него, видите ли, очень важно и необходимо…
