Ветер противоречий - [29]

Бабушка, твоя постыдная тайна, сейчас обитает в доме престарелых на помойной окраине города. Недавно ты определила ее туда через фальшиво сердобольных соцработников — не безвозмездно, конечно.

— Внученька, мне там будет хорошо, — успокаивала тебя бабушка, жалостливо смотря снизу вверх.

Изуродованная старостью, она понимала, что ее убожество и беспомощность тяготят близких. Ты в глубине души тоже так считала и постоянно хотела вырваться из пропитанного старческим духом обиталища. Хоть куда-нибудь. Потому при случае с нескрываемым удовольствием примкнула к блистательно разнузданной Регинке и ее изменчивой, как времена года, компании. Контрамаркой, обеспечивающей беспрепятственный «въезд» в Регинкино сообщество, стала Ока. Пусть и полуигрушечная, но все же машина. Твоя бабушка, участница трудового фронта и неутомимая активистка, сумела получить при поддержке высокого народного избранника машину как якобы инвалид войны.

Еще недавно искрящаяся первородной покраской и химически благоухающая дерматиновыми сиденьями, Окушка очаровала тебя и повысила твой статус. Бабушка, вкусившая в свое время околономенклатурной жизни в невысоких местных верхах, болезненно хотела, чтобы ты была «в обществе».

— Нателла, внучка, вот тебе машина. Ты должна «въехать» в политбюро, — наставляла отставная активистка.

Политбюро, по-бабушкиному, — высший свет. Ты с пробуксовкой «въезжала» пока в райком. Именно Окушка давала право быть Регинкиной подружкой с соответствующим вашей городской окраине статусом. А сейчас эта Ока несуразно взгромоздилась на торчащий «постамент». Ты налетела на глыбу бетона, будто сама пропустила удар в промежность. Так подло бьют тупорылые бритоголовые гопы коваными ботинками. Тебе однажды около «Интуриста» от этой гопоты досталось. Что обидно — тебя попутали с тамошними «ночными бабочками». А вообще-то удар все-таки больше похож на Регинкин — остроносым сапогом. Регинка, косящая под пацанку, изредка злоупотребляла этим антимужским приемом и по отношению к тебе. Твоей подружке такое умение помогало выживать в мужских, откровенно настроенных компаниях. Регинка большей частью обитала в среде держателей окрестных рынков. И лишь изредка выходила на проспект имени вождя пролетариата. Недвусмысленно дефилировала по печатным пряникам тротуара — по маршруту коммерческой любви. В том числе и днем, как, например, сегодня.

И надо же было тебе проезжать нынче мимо! Надо ж было встретиться с Регинкой, особо вредоносной в дни ежемесячных недомоганий. Она нервно взмахнула рукой, ты тормознула Окушку.

— Под друга дней моих критических не хочешь? — мягко спросила тебя прокуренным голосом Регинка. — Вон под того друга. Видишь джип?

— Уж так и поверила, что это твой критический друг, — усомнилась ты для порядка.

— Я отвечаю, без базара!.. — непонятно было, понтуется Регинка или нет.

Она подошла к джипу, поцарапалась траурно-фиолетовым маникюром в затонированное окно. Стекло опустилось, оттуда всплыл поплавком мраморный затылок. Регинка манерно откинула легкоатлетическую ножку, окунулась по грудь в прорубь окна. Вынырнула довольная, бросила тебе:

— Поедешь за нами… — и исчезла в утробе джипа.

У тебя на сегодня особых планов не было, но общаться с Регинкой и ее черножесткими дружбанами не хотелось. Регинка, сучка гладкошерстная, видимо, решила подставить тебя. Сама с ее физиологическими сбоями должна обходить за версту мужиков, ан нет! И вот теперь, судя по всему, ты за нее должна расхлебываться и расплескиваться нектаром любви. Ты, конечно, не чистоплюйка из кружка кисейных барышень, но тебе всегда претили репейные ближнезарубежные усы и специфический духман, забрызганный дорогим одеколоном. Однако ты уже следовала в «фарватере» джипа, даже когда он, разметая дорожную шелуху жигулей и москвичей, несся под красный свет.

Странно, но джип с Регинкой повернул в ваш микрорайон. На Ху-образном перекрестке, недалеко от твоего дома, машина почти уперлась скуластым бампером в другой джип. Черные тромбы заткнули местную транспортную артерию напрочь. Седоки джипов экзотично общались друг с другом. Мужички-с-ноготки за рулями запорожцев и москвичей осторожно матюгались, цыкали на кудахтавших на задних сиденьях своих жен. Но сигналить не решались и объехать хозяев жизни и дороги тоже не могли.

Сейчас ты окончательно решила «дернуть» от Регинки, как раз момент. «Пошла она козе в трещину!» — послала ты ее. Окушка, натужившись, перевалила через бордюр. Отряхнувшись от грязи на тротуаре, поехала через мелкотравчатый, подсохший на ветру пустырь. И тут — на тебе — напоролась! Нет чтоб этот сучий репейник объехать, ты, пижама штопаная, поперлась напрямую…

По-мышиному запищал телефон — пришла эсэмэска: «Нателка, ты куда пропала? Приезжай срочно. Регина».

— Козлы пахучие, небось видели, как въежачилась, — помятая, тупо болящая грудь позволила ругнуться только вполоборота. — Не могли помочь…

Добрела до своего дома. В нос прицельно ударил кошачий запах подъезда. На первом этаже ты сразу нажала на звонки трех квартир.

Вынырнул, вероятно, только из постели, Ромик, сомкнув на сквозняке прозрачные коленки. Объяснил: машина папанькина стоит без аккумулятора, так что помочь они не могут.