Ветер прошлого - [122]

Страшная тошнота и мучительная резь в желудке заставили ее проснуться. Саулина ощутила омерзительный вкус во рту. Весь яд был исторгнут из ее желудка, слуги суетились возле кровати, наводя порядок, а врач отдавал распоряжения.

— Откройте глаза, — скомандовал он.

— Не могу, — чуть слышно прохрипела Саулина.

— Вы должны проснуться, — он грубо потряс ее за плечо.

— Оставьте меня в покое, — сонно пробормотала она.

— У меня есть приказ спасти вас, — объяснил доктор, обеспокоенный больше собственной карьерой, нежели жизнью пациентки.

— Я устала.

— Вы должны проснуться. Ваши ум и тело должны действовать.

— Проснитесь, Саулина, — раздался над ней другой голос — звучный и властный.

Невероятным усилием Саулина разлепила веки и увидела первого консула.

— Вы мне не поверили, — упрекнул ее Наполеон. — А ведь вы знали, что всегда и в любом случае можете рассчитывать на мою помощь.

— Я думала, мне не остается ничего иного.

— Нет, вы будете жить.

— А ребенок? — спросила она со вздохом.

— Ваш ребенок появится на свет. — Это был приказ, холодное и четкое распоряжение. — У него будет отец: ваш муж, которого я выберу специально для вас.

9

У Наполеона Бонапарта не было особых причин питать уважение к банкиру Моисею Формиджине, но в некоторых случаях он прибегал к его советам по экономическим вопросам. Наполеон прекрасно знал о его махинациях с Петье и Мюратом, но ничего не мог с этим поделать, вернее, понимал, что любое вмешательство ничего не изменит. Среди нуворишей, обогатившихся при помощи ростовщичества и жульнических спекуляций, еврей из Модены был, пожалуй, самым умным, следовательно, он был не так опасен, как остальные, а при случае мог оказаться полезным.

Моисей Формиджине поклонился при входе, затем со всей возможной осторожностью разместил свои необъятные телеса в самом большом кресле, какое только могли найти во дворце специально для него: ему еле-еле удалось втиснуться. Он выглядел усталым, напряженным, огорченным и заметно нервничал.

— Я сразу перейду к делу, — начал Бонапарт, как только банкир занял свое место. — Назовите мне имя самого блистательного представителя миланской знати, за которого любая девица мечтала бы выйти замуж.

Это был странный вопрос — трудный, бестактный и странный, заставивший гостя еще больше покраснеть, вспотеть и заволноваться. Он ожидал назначения министром финансов, а этот нелепый вопрос отодвигал приятное событие на совершенно неопределенный срок. Самый богатый человек в Трансальпийской республике провел рукой по лбу, пытаясь стереть пот: этим душным июльским утром он особенно страдал от жары. Ночная гроза так и не освежила воздух.

— Милан полон блистательных имен, — заговорил Моисей, тщательно подбирая слова. — И вам, генерал, они известны лучше, чем мне.

— Ну хорошо, скажем по-другому, — уступил Наполеон. — Найдется ли один знатный дворянин, занимающий, несомненно, престижное положение, но имеющий крайнюю нужду в деньгах для поправки своего имущественного положения?

— Таких много.

— Один, — сухо напомнил первый консул. — Лучший. Самый блестящий.

— Есть такой дворянин, — облегченно вздохнул Формиджине.

— Имя?

— Его зовут Феб Альбериги д'Адда. Ему около тридцати. Четыре года вдовеет. Детей нет. Его отец, старый маркиз, расточает состояние, гоняясь за крестьянской юбкой. Маркиза, его мать, одержима демоном азартной игры. Его брат Чезаре пошел по стопам матери. Его сестра живет на озере Комо и делает бесконечные долги, чтобы держать вокруг себя армию поклонников.

— Чудная семейка! — воскликнул первый консул.

— Это все паршивые овцы. Есть еще Пьетро, брат-священник, и сестра Клотильда, принявшая сан. Они отличаются редкостной добродетелью. Арендаторы, доведенные до крайней нищеты, не платят. По их землям прошлись несколько армий, уничтожая будущий урожай. Семья была обложена тяжелой данью. Сначала платили французам, потом — в еще более крупных размерах — австрийцам и русским. А теперь снова французам.

— Это несущественные подробности, — нахмурился Наполеон.

— В этом году маркиз Феб был вынужден обратиться в банк, чтобы расплатиться с долгами.

— И вы предоставили ему заем?

— Разумеется.

— Под какое обеспечение?

— Под залог всей его миланской недвижимости.

Банкир рассказал все. Несколько мгновений первый консул пребывал в задумчивости. Он вскочил, словно подброшенный пружиной, и начал мерить шагами просторный кабинет. В конце концов он остановился перед банкиром, заложив руки за спину и пристально глядя в глаза собеседнику.

— Хочу узнать ваше мнение: мог бы маркиз взять в жены девицу без роду-племени, но наделенную состоянием, способным поправить экономическое положение семьи?

— Этого мне знать не дано, генерал. Насколько велико приданое?

— Оно равно заложенному имуществу Альбериги д'Адда.

— И вы собираетесь обеспечить, да будет мне позволено спросить, столь колоссальное состояние?

— Нет, — с обаятельной улыбкой ответил Наполеон, — об этом позаботитесь вы, тем более что кому, как не вам, знать, чему равна задолженность семьи.

Если бы в эту минуту банкир не сидел, ему стоило бы немалых усилий сохранить равновесие.

— Я? — выдавил он из себя так, словно этому слову суждено было стать последним, слетевшим с его губ.