Ветер прошлого - [121]

Саулина обхватила лицо руками, продолжая плакать.

— Гульельмо, — рыдала она, — моя собственная гордость меня погубила!

В необъятных размеров кабинете палаццо герцога Сербеллони Саулину принял секретарь первого консула Фовле де Бурьен. У него был кроткий вид верного мирного пса, впрочем, он в любой момент мог зарычать, если бы счел, что хозяину угрожает опасность. Он наслаждался своим положением в тени великого человека, при одной мысли о потере такого положения его бросало в дрожь. У него были обрюзгшие, свисающие, как у мастифа, щеки и хищный взгляд хорька. Своей нынешней высокой должностью Бурьен был обязан тому, что он единственный проявил доброжелательность по отношению к маленькому корсиканцу, когда они вместе учились в школе в Бриенне. Он никогда не смеялся вместе с другими над малым ростом Наполеона, не издевался над его низким происхождением. Наполеон этого не забыл.

«Так это и есть знаменитая Саулина», — подумал он, увидев девушку, чья бледность и строгость выдавали страшное внутреннее напряжение.

— Чем могу быть вам полезен? — спросил он, указывая ей на изящное резное кресло.

— Я хочу видеть первого консула, — деловито и властно сообщила она, отлично научившись распознавать подчиненных, пусть даже занимавших самые высокие должности.

— Понятно, — кивнул Бурьен.

Он привык видеть у себя в приемной женщин всяких рангов и состояний, добивавшихся чести получить аудиенцию у Бонапарта. Саулина, пожалуй, была красивее, моложе, соблазнительнее и своеобразнее других, но тем не менее она была одной из многих.

— Не думаю, что вы сможете увидеть первого консула… по крайней мере сегодня, — объявил секретарь.

— Но у меня неотложное дело!

— Все дела Наполеона Бонапарта являются неотложными. Другими он не занимается.

— А завтра? — настаивала она. — Если я вернусь завтра?

— Очень маловероятно, — безжалостно продолжал Бурьен.

Саулина растеряла всю свою уверенность, ей казалось, что она вот-вот лишится чувств. Каждый новый шаг разрушал прекрасный, но хрупкий замок ее надежд.

— Что же мне делать? — воскликнула она, устремив на секретаря полный отчаяния взгляд.

Бурьену стало жаль ее, он вспомнил свои юношеские иллюзии и подумал о жестокости власти, о том зле, которое в мгновение ока мог причинить такой человек, как Бонапарт, девушке вроде этой, стоявшей сейчас перед ним.

— Вам остается только ждать, — сказал секретарь.

— Сколько ждать?

— Пока первый консул будет занят делами.

— Но я Саулина…

— Саулина Виола, я знаю, — добродушно перебил ее Бурьен.

— Вы меня знаете? — Саулина была приятно удив-лена.

— Я тоже был в тот день в Корте-Реджине.

— Извините, но я вас не запомнила.

Бурьен снисходительно пожал плечами:

— Такова уж моя судьба — вечно оставаться незамеченным.

— Вы мне поможете? — с надеждой спросила Саулина, почувствовав, что имеет дело с добрым человеком.

— Увы, от меня мало что зависит, — признался он.

— Для Бонапарта вы самый близкий человек.

— Могу я быть с вами откровенным?

— Я прошу вас об этом! — с жаром воскликнула Саулина, готовая на все, лишь бы положить конец неопределенности.

— Видите ли, моя дорогая, — объяснил Бурьен, — в своей частной жизни великие люди подразделяются на две категории: на тех, кто занимается делами, когда им не хватает женщин, и тех, кто вспоминает о женщинах, когда завершены все государственные дела.

— Что вы хотите этим сказать?

— Только то, что уже сказал, — сухо заключил Бурьен. — И вы меня прекрасно поняли.

— Не очень-то вы мне помогли, — тяжело вздохнула Саулина.

— Я был с вами предельно откровенен.

— И вы говорили искренне?

— Среди всех известных мне опасностей искренность представляется наиболее серьезной.

Что еще он мог ей сказать? Что первый консул обожал предаваться злословию и сплетням, находясь в постели с женщинами? Что, узнав из полицейских отчетов об измене какой-нибудь синьоры мужу, спешил сообщить об этом злосчастному рогоносцу? Что другую шестнадцатилетнюю итальянку, не менее красивую, чем Саулина, Наполеон, позабавившись с ней, выставил за дверь посреди ночи, как надоедливую собачонку? Что ему доставляет садистское удовольствие издеваться над женщинами?

— Передайте ему… Нет, не нужно, — оборвала себя Саулина, поворачиваясь, чтобы уйти.

В карете по дороге домой она решила, что единственным достойным выходом для нее является смерть. Только так она сможет избежать отчаяния и позора. Джузеппина Грассини была добра к ней и простила ее, даже когда Саулина заняла ее место в постели Бонапарта. Джузеппина выложила ей всю жестокую правду без утайки, а она не поверила, прислушиваясь к голосу своих иллюзий да к словам мужчины, произнесенным в минуту страсти.

По возвращении домой она постаралась избежать встречи с Джузеппиной и немедленно закрылась в своей комнате, захватив по дороге значительный запас настойки опия. Приготовив раствор, Саулина выпила все до капли. Ей с ее ошибками нет места в мире. Она упала на постель и начала шептать слова последней молитвы, куда-то уплывая, подхваченная вязкой, маслянистой бесконечностью, из которой невозможно было выпутаться. Она увидела лица Рибальдо и Наполеона, сливающиеся в одно лицо, дружескую улыбку Джузеппины, измученный взгляд матери, услышала ее кроткий, но уверенный голос, предсказывающий любимой дочери великое будущее… Потом наступила тяжелая и мрачная тишина… все исчезло.