Ветер, ножницы, бумага, или V. S. скрапбукеры - [5]

Инга бродила по комнатам, пока не остановилась перед зеркалом. Как похожа она сейчас на свою мать! Та же высокая, полная грудь, те же яркие черные волосы, тот же тип фигуры. Пусть весы показывают немного выше нормы, но кожа гладкая и упругая, без единой складки и растяжки, и все лишние килограммы распределены как раз в тех самых местах, которые притягивают мужские взгляды. «Кровь с молоком», – говорили про таких раньше. Она потрепала мочку уха, совсем как мама, когда задумывалась. Инга каждый раз удивлялась, когда узнавала в собственном жесте знакомое, родное движение. Вот мама никогда не сидела без дела. Хватит тратить время без толку. Выход существует, и она найдет его даже в пасти у крокодила. Ух и попляшет у нее этот рыжий Тараканишка!

Инга зарядила кофемашину, открыла шкафчик и потянулась за чашкой. Взгляд сам собой упал на любимую папину кружку. Отец ужасно злился, когда мама брала ее, чтобы отмерить муки для теста, а мама всегда говорила, что это самая точная кружка для лучшего теста в мире. Инга вздохнула, захлопнула дверцу, налила себе кофе и вернулась в комнату. Нечего отвлекаться. Она включила компьютер и разложила перед собой документы. Переночует здесь, чтобы не тратить время на дорогу. Впереди целая ночь, к утру план взятия Бастилии будет готов, или она не дочь своих родителей.

* * *

Все, что с нами происходит, уже когда-то было. Значит, Софья уже переступала этот порог однажды. Но, боже мой, как же хочется, чтобы этого дня никогда не было и чтобы никогда смешной лысый человечек, похожий на Шалтая-Болтая, не произносил отвратительных слов:

– Добро пожаловать в наш коллектив!

Софья стояла посреди огромной комнаты, со всех сторон тихо жужжали, стрекотали и шипели, словно гигантские насекомые, непонятные машины. Спасибо, милый папочка, удружил. Конечно, «начальник отдела выпуска документации» звучит потрясающе, просто увлекательно, и Софья была готова справиться с парочкой настольных ксероксов, но таких монстров ей в жизни видеть не приходилось. Кролик, случайно запертый в клетке с волками, и то ощущает больше уверенности в себе.

«Многие люди на твоем месте были бы счастливы», – сказала себе Софья. Но легче не стало. Мир разделился на «до» и «после». Еще вчера она бежала на любимую работу в предвкушении удовольствия, как ребенок – навстречу связке разноцветных воздушных шариков, а сегодня, на новом месте, ей будто всучили заплесневелую корку хлеба, черствую и дурнопахнущую, и еще заставляют съесть.

Она прижимала к себе сумочку, ей стало нестерпимо жарко, но она никак не могла сообразить, куда ей присесть и где повесить куртку. Директор, Шалтай-Болтай (она так и не запомнила его имени-отчества), представил ее коллегам и ушел в свой кабинет, а она осталась стоять посредине комнаты, не зная, с чего начать.

Отец бы сказал, что надо включиться в рабочий процесс, сразу разобраться, что к чему, с ходу выдать парочку распоряжений – в общем, вести себя как положено начальнику. Но она никак не могла совладать с собой, воспоминания прошлой недели настойчиво заслоняли унылую картинку перед глазами, в которую не хотелось верить, как в дурной сон. И дело было даже не в том, что она боялась не справиться с новыми обязанностями.

Софья стояла и смотрела, как из монстра появляется сложный чертеж – пересечение путаных линий, и вспоминала веселую бумагу с нарисованными клоунами, свою любимую. На прошлой неделе она заворачивала в нее коробку с игрушечным автомобилем, а молодой отец требовал самый большой синий бант, потому что «сын так любит», и Софья всем телом чувствовала солнечную волну радости. Она выбирала бант и представляла себе, как хохочет розовощекий карапуз. Потом совсем юный паренек покупал у нее коробку в виде сердечка и открытку. Она хихикала про себя, глядя, как дрожат неловкие пальцы, не могут отыскать в кошельке нужную купюру. Паренек светился чистой, трогательной нежностью, и чудилось, что где-то рядом по-весеннему щебечут птицы. Нет, это не просто гормоны играют, он и вправду влюблен. Паренек покраснел и забормотал, что ему не хватает денег, совсем чуть-чуть. Тогда Софья подмигнула ему и выложила десятку из своего кармана. Это особенный покупатель, она сразу почувствовала. Ей нравилось представлять, как девочка возьмет из дрожащих пальцев, быть может, первый в ее жизни подарок от влюбленного. Чьи-то руки будут гладить ту же самую шершавую картонную поверхность, кто-то вдохнет запах свежей бумаги и улыбнется.

Софья не могла объяснить, почему ей так нравится возиться с разноцветной бумагой, ножницами, ленточками и украшениями. Наверное, это ненормально, но она готова была заниматься этим сутки напролет. В глубине души она верила, что понятное, логическое объяснение этому все же есть, и возможно, оно кроется в мятой, потрепанной фотокарточке, с которой она никогда не расставалась. На фотографии, снятой полароидом, можно было разобрать только две фигуры – маленькую Софью, еще дошкольницу, в белом платье и с бантиками, и взрослого человека, ни лица, ни одежды которого нельзя было различить – слишком нечетко, расплывчато. Остальное и вовсе сливалось в сплошной бурый фон.