Ветер и дождь - [30]

— Товарищ секретарь, это вы про нас, что ли?

— А про кого же? Я обращаюсь к вам: почему вы сами ничего не делаете для своей защиты?

— А что же мы можем сделать? Мы вот были в городе и префектуре, но господин префект Бушулянга и слушать нас не захотел: «Как так, говорит, румыны вас обкрадывают? С тех пор, говорит, как мир стоит, цыгане крали у румын, это всем известно!» — «Но у нас, в Шатре, теперь все наоборот, господин префект!» — «Как так — наоборот?» — говорит. «Очень даже просто, господин префект. Наше село-то ведь еще со времен Кузы основано. Деды наши осели тогда на землю. Летом мы ее пашем, как полагается, тягло тянем, как румыны. А зимой, когда на земле делать нечего, отправляемся в другие края, на промысел. Потому как мы есть мастера по колесному и кузнечному делу, нам зимой дома сидеть интереса никакого. И вот мы всю зиму до самой весны промышляем по чужим селам: чиним плуги, грабли, серпы, подковываем и лечим лошадей… А как зима прошла — айда домой… А дома несчастье: двери сломаны, окна выбиты, избы пустые — пока мы кочевали по селам, нас тут обворовали и обобрали. Вот уж который год, как рядом с селом поселились воры. Их не так уж много — с дюжину наберется, не больше. Но все они румыны. Зимой, когда мы уезжаем, они остаются. Кое-кто из наших тоже, конечно, остается зимовать. Но только старики. Что они могут? Воры сильнее. Вот они нас и грабят, господин префект Бушулянга!» — «Очень хорошо, — говорит господин префект. — Пусть, говорит, и румыны когда-нибудь обворуют цыган. А то до сих пор только цыгане воровали у румын». И господин префект выгоняет нас из префектуры… Что ты на это скажешь, товарищ секретарь? Как это тебе нравится, товарищ партия?

Замбила пыталась утихомирить жалобщиков и освободить от них комнату, в которой стало душно. Но никто ее не слушался. Окружив нас плотной толпой, цыгане продолжали наперебой рассказывать о своих бедах и забрасывать нас вопросами:

— А что будет с нами после выборов? Вы позволите нам жить по-старому и заниматься своим промыслом или будут какие запреты?

— Говорят, вы собираетесь обрить всем бороды?

— Говорят, вы заставите нас посылать ребятишек в школу? Нам это ни к чему, товарищ секретарь. Мы не хотим делать из наших детей антилегентов. Коли они сделаются антилегентами, они забудут своих родителей…

На другое утро мы покинули цыганское село. Дождь, переставший было ночью, с утра снова лил как из ведра. Ветер снова бил нам в лицо. И наши лошади снова месили ногами глубокую и жидкую грязь, покрывшую все дороги.

— И нынче дождь нас не помилует, — говорили Гынжи.

— Никак не помилует.. Ни сегодня… Ни завтра…

Когда мы наконец добрались до города, на этот раз без приключений, и подъехали к зданию уездного комитета партии, туда вскоре явился и уездный префект Бушулянга. Он приехал в новеньком «форде», поблескивающем черным лаком. Увидев нас, перепачканных с головы до ног дорожной грязью, префект удивленно спросил:

— Что с вами, товарищи? Зачем это вам вдруг понадобилось ездить по селам в такую погоду? Неужели из-за выборов?

— Вот именно, — сухо ответил Орош. — Вы угадали, из-за выборов. Только из-за выборов.

Бушулянга был грузный, нескладно огромный, короткорукий мужчина, с грубыми чертами лица, с тяжелым и властным взглядом маленьких глаз, неизменно бодрый и до наглости самоуверенный. Однако при всей своей самоуверенности он не мог взглянуть Орошу прямо в лицо. Он был типичным политиканом старой закалки, человеком, привыкшим к власти и убежденным, что его административный опыт дает ему право на власть и на высокомерие. Несмотря на то что с марта сорок пятого года в Румынии пришло к власти демократическое правительство во главе с коммунистами, Бушулянга сохранил пост префекта и даже прикидывался коммунистом.

— Выборы? — переспросил он иронически. — Эка невидаль! Неужели вы и в самом деле полагаете, что мы обязаны убедить избирателей? Это романтика, товарищи. Наивная романтика и незнание местных особенностей. Или еще хуже — ошибка, серьезная ошибка… Сколько раз я выходил победителем на выборах в этом уезде! И смею вас заверить, что я никого не убеждал и никого ни о чем не просил. Бушулянга, вот этот самый Бушулянга, который стоит перед вами, ни разу не терял ни одного депутатского мандата. Но если в прошлом, стараясь ради всяких буржуев, я всегда выходил победителем, то неужели вы думаете, что я могу потерпеть поражение на выборах сегодня, когда я стал коммунистом? А диктатура пролетариата, товарищи, — для чего она существует? Разве она не дает мне права действовать еще решительнее, чем раньше? Нет-нет, вам не нужно беспокоиться за исход выборов в нашем уезде. Диктатура пролетариата…

Орош резко перебил его:

— Будь любезен, перестань разглагольствовать о диктатуре пролетариата. О ней мы поговорим в другой раз. А теперь ты бы лучше одолжил нам свою машину — надо отвезти товарища Цигэнуша в больницу.

— Это можно, — спокойно сказал префект. — Транспортные средства находятся в наших руках. Диктатура пролетариата…

— Ладно, ладно, — снова оборвал его Орош. — О диктатуре пролетариата мы поговорим в ближайшем будущем. Я тебе это обещаю: в самом ближайшем будущем!