Ветер Безлюдья - [7]

Мама вздохнула, взялась за чайник и разлила нам чай.

— Самое гадкое, Эльса, знаешь, что? — Она добавила это после долгой паузы и я затаила дыхание в надежде, что тема сменится. — Что этот редактор, гад, называет меня Надей. «Наденька, мое почтение» — говорит он по телефону. «Наденька, как возможно, что вас больше не читают как раньше?». Отвратительная манера речи, столько «кудряшек», и имя коверкает, старомодный русофил. А я Надин. Больше половины своей жизни я — Надин, и читатели знают меня, это уже Имя с большой буквы в литературе.

От этого замечания мои мысли снова перекинулись к Виктору, пожелавшему узнать мой славянский вариант имени. Надо решить, когда снова заглянуть в Почтовый Двор. Логичнее было совместить поход к тете с визитом в гости, но еще лучше, если удастся связаться по телефону и договориться заранее. Как — это другая задача.

Но я точно была уверенна, что хочу побывать там снова! Отключившийся персоник напугал меня, но я смирюсь с дискомфортом. Ради нового опыта, нового ощущения детства и новых людей. Кто из трех миллионов жителей Сиверска мог похвастать такими приключениями? Или никто, или единицы!

В эти рассуждения тут же вклинилась усмешка в свой же адрес — как сладко быть избранной, особенной, уникальной. Эльса в стране чудес…

— Вот, бери.

Мама говорила, а я, отвлекшись, машинально кивнула головой два или три раза. А оказывается, меня подписали на разрешение проблем с редактором:

— Я тебе и в электронном виде отдам, и в документах. Прямо письмом прислал уведомление и новый контракт. Но я не подписываю. Эльса, договорись, умоляю. Ты его обаяешь, он не устоит перед красотой и оставит для меня прежние условия. Я не смогу.

Персоник мамы дал сигнал отправки практически одновременно с сигналом о принятии входящего документа.

— Хорошо. Я свяжусь с ним и договорюсь о встрече.

— Только до нового года. Если я не подпишу, со мной вообще разорвут контракт! Да, и скажи ему, чтобы перестал звать меня Надей. Я — Надин! Надин с большой буквы! Господи, а ты бы знала, чего мне стоило достать его личный номер… он такой неуловимый, скрытный и загадочный.

Алексис

Папу я тоже застала за работой.

— От матери? — Спросил он прямо с порога, хотя я всегда навещала их в один и тот же день по очереди, и он это знал.

— Да, как всегда.

— Как она?

— Все по-прежнему. По тебе скучает.

Отец хмыкнул. В это он, конечно, не поверил.

— Дай мне две минуты, я допишу мысль.

— Статья?

— Да, обзор на интерактивную выставку итальянских гравюр. Проходи пока.

— Что приготовить на обед?

— Ты мои запасы знаешь. Но сегодня я заказал из ресторана. Согласна на кальмар и овощи? До доставки пятнадцать минут.

— Буду конечно.

Но сама немного разочаровалась — я настолько любила готовить, что практически предвкушала, какой сделаю особенный обед для отца.

В этом полихаусе ячейка была просторнее. Один огороженный угол звался «кабинет» — весь заставлен стеллажами с книгами, которые достались в наследство или были куплены в отроческие годы. Эту маленькую библиотеку отец не выбрасывал ни при одном из переездов и все сохранил. Отсюда я еще знала запахи старых бумажных книг, особой пыли и приятное тактильное ощущение, когда держишь в руках том, перелистывая страницы.

У мамы я пила чаи, у отца готовила и обедала.

— Так, секунду… секунду!

— Не торопись, я не исчезну.

— Гостей надо встречать не так, но я уже через секунду!

Таблетки в уши и повтор той же процедуры с треками — уловит чужую мысль мой персоник или нет? Я подходила к отцу со спины, даже раз похлопала его по плечу, привлекая внимания и ловя связь глазами. Вдруг в этом весь секрет? Но нет, опять ничего не сработало. Даже посетила мысль — а вдруг я могу слышать только одного человека — эту Наташку-потеряшку? Или это не мое свойство и не свойство моего персоника, а чисто ее транслятор? Может уже сотня человек ломает голову — как они могли слышать в метро мысли попутчицы, а дело-то в ней, а не в тех, кто «ловит волну»?

— Выползай из раковины, — отец свернул документ и указал на кресло, — давай, пока ждем доставку, сыграем.

— Рендзю?

— А давай рендзю.

Пока мы выставляли поочередно камешки в клеточках, папа пересказал свои недельные новости, которые и состояли, что из работы и больной спины. Он, как и мама, уже давно носил очки, но осанку прямо не держал никогда, был горбат. Сидячую работу разбавлял короткими прогулками в оранжерее на крыше полихауса. Я немного поворчала на него, что надо соблюдать режим, не переутомляться, давать себе перерыв-разминку, вставая со стула. Отец и так все знал прекрасно, и повторяла я это не раз. Ничего не делал, ему просто нравилось такое мое проявление заботы и беспокойства. Он улыбался.

— Мне некогда, Эльса, у меня работа. Мне нужно еще многое сделать, пока не умер, — и папа добавил в свой ход один камешек на поле.

Это была его любимая отговорка на все, слово в слово. Уже последние лет двадцать.

— А как у тебя? Глупостями своими занимаешься?

— Без перемен.

— А я все жду и надеюсь, что ты когда-нибудь станешь мне соавтором по статьям и мы наши две фамилии вместе ставить будем. Алексис и Эльса Вальс! Но до такого счастья я не доживу…