Вестминстерское аббатство - [45]

Если верить прессе, эта коронация стала превосходным праздником. Музыка была великолепна, и в первый раз со времен коронации Георга II для события, олицетворяющего объединение нации, были заказаны новые мелодии. Так, 122-й псалом пели на каждой коронации со времен Карла I, но для коронации Эдуарда VII он был положен на музыку Пэрри. Этот псалом и коронационный антем Генделя «Волшебник Цадок» стали отныне частью ритуала, обогатив старинные, продолжающие жить традиции.

Однако проведение коронации сопровождалось тревогами, большими и малыми. У Эдуарда VII только что удалили аппендицит, и хотя он твердо решил не откладывать церемонию, но был вынужден согласиться с врачами, беспокоившимися, что король, если будет упорствовать, упадет замертво прямо во время службы. (Неловко говорить об этом, но если бы даже случилось худшее, Эдуард не стал бы первым королем, умершим в аббатстве, — с Генрихом IV это случилось пять веков назад, во время молитвы в Иерусалимском покое.) Епископ Степни Космо Лэнг заметил, что для нации, с чрезмерной легкомысленностью отнесшейся к приближающемуся событию, эта отсрочка была знаком — призывом вспомнить о Боге. Епископ Лондонский сказал, что у коронации стало «слишком много общего с шоу» и «слишком мало с великим таинством». Мысль о том, что свершающееся в аббатстве таинство объединяет нацию в общем религиозном переживании, вызвала новое отношение к коронации. Но не обошлось и без скандальных ситуаций: монарх велел отгородить специальное место для своих подруг, присутствовавших на церемонии. Шутники назвали его «королевским денником».

Эдуард был еще довольно слаб, и потому отсроченную церемонию сократили. Престарелый архиепископ Кентерберийский Фредерик Темпл, умерший через несколько месяцев, дряхлый и полуслепой, с трудом прочел службу и поднял корону, которую должен был возложить на голову короля. К моменту евхаристии он настолько изнемог, что как говорят, король Эдуард «заметно обеспокоился». Главные действующие лица этой церемонии, вероятно, походили на китайских императоров из «Турандот» — старые, усталые, бледные, немощные, почитаемые в своей дряхлости. Таким образом, все событие характеризовалось атмосферой церемониальной торжественности и человеческой слабости. Иллюстрацией могут служить два непредусмотренных жеста: король, целующий своего сына, и король, поддерживающий архиепископа после того, как тот преклонил колена, дав клятву верности. Архиепископу помогали подняться монарх и три прелата. Епископ Винчестерский предложил нюхательную соль, но архиепископ огрызнулся: «Уберите!».

Коронацию Георга V в 1911 году впервые запечатлели на фотографиях; о коронации Георга VI сняли документальный фильм, а восшествие на престол Елизаветы II впервые транслировали по телевидению. Только миропомазание, наиболее священная часть церемонии, проходит за закрытыми дверями, и его не показывают. Хотя постепенно коронация сделалась доступной для людских глаз в масштабах, совершенно немыслимых для Средневековья, средневековый стиль церемонии, присущий ей по меньшей мере с XVI века, сохраняется. Он точно передан у Шекспира в сцене из «Генриха VIII», изображающей коронацию Анны Болейн (впрочем, автором этого пассажа может быть и современник Шекспира Джон Флетчер). Джентльмен, которого спросили, почему он так вспотел, отвечает:

В аббатстве был. Толпа и теснота

Такая, что и пальца не просунешь.

От их веселья чуть я не задохся[18].

Он описывает поток лордов и леди, сопровождающих королеву к Коронационному креслу:

…Блистательный поток

Вельмож и дам доставил королеву

К назначенному месту в алтаре.

Затем чуть-чуть отхлынул от нее.

Она же там сидела, отдыхая,

Примерно с полчаса иль в этом роде

В роскошном тронном кресле, предоставив

Народу любоваться на нее.

Поверьте, сэр, что никогда с мужчиной

Прелестней не была жена на ложе.

Когда увидел это все народ,

Тогда кругом такой поднялся грохот,

Как в вантах корабля во время бури —

Скрип, гул и на любые голоса.

Плащи и шляпы, даже и камзолы

Летели в воздух. Если бы и лица

Отстегивались, их бы растеряли.

Таких восторгов я еще не видел:

Беременные женщины, которым

Носить осталось три-четыре дня,

Подобные таранам в древних войнах,

Себе в толпе прокладывали путь.

Мужья в толпе не узнавали жен,

Все перепуталось.

Затем королева опускается на колени у алтаря и в святом смирении простирает взор к небу, после чего Анна встает и кланяется народу:

Затем архиепископ подал ей

Все то, что подобает королеве:

Елей священный, а затем корону,

Что исповедник Эдуард носил,

И жезл, и голубя, и все эмблемы

Пристали ей! Когда обряд был кончен,

То хор под звуки лучшего оркестра

Пропел Te Deum. Тут она ушла

И с той же самой свитой возвратилась

В дворец йоркский, где начнется пир.

Здесь описана коронация не монарха, а консорта, да это и не описание самого события, а воображаемая реконструкция спустя восемьдесят лет, однако дух церемонии передан верно. Сочетание таинства причастия и почти «футбольной» толпы зрителей в одном пространстве чуждо нашему сознанию, но идея коронации как массового зрелища объединяет прошлое и настоящее, наряду с ощущением религиозной святости события как центральной части большого мирского праздника: аббатство и религиозные обряды находятся в центре описания, которое начинается изображением королевской свиты и заканчивается пиром.