Весны гонцы. Книга вторая - [5]

Шрифт
Интервал

Агния с Тамарой просматривали костюмы, подглаживали, разносили по уборным. Валерий и Сережа готовили реквизит. Даже Коля и Володя толкались в актерском фойе, готовые прийти на помощь. Актерам оставалось только заниматься собой в настоящих гримировочных, где у каждого свое место: столик, лампа, большое зеркало. Чего еще желать?

А у них пол закачался под ногами. Было куда спокойнее, приятнее, веселее гримироваться на тычке, перед ручным зеркальцем, приспосабливаясь к слепящему свету фары. Мешая друг другу, одеваться между токарным станком и колесом пятитонки… Возиться с костюмами, реквизитом в тесноте, в спешке. Осваивать сцену — каждый раз новую, неудобную… — все стало уже крепкой привычкой. За делом утихало волнение, эта работа служила как бы внутренней подготовкой к выступлению.

Алена растерянно перекладывала с места на место растушевки и кисточки.

— Не понимаю!.. Будто меня раздели!

— Такой сервис обязывает играть, как народные, — мрачно пошутил Женя.

И никто не засмеялся. Только Миша с казенной веселостью сказал:

— Не размагничиваться, не размагничиваться!

Смутно мелькнула у Алены в памяти фраза Соколовой: «Только все сами, как в поездке», — неужели она именно об этом думала?

И вот уже третий звонок!

Александр Андреевич напомнил зрителям, что артисты — студенты, только еще перешедшие на третий курс. Летом они успешно выступали на целине и теперь отчитываются перед трудящимися своего города. Зал ответил добрыми аплодисментами.

Алена и Глаша открыли дверь уборной и слушали.

Никогда водевиль не был таким длинным и нудным.

В сцене Ахова с Ипполитом даже «битые» места зритель принимал вовсе без восторга.

Только после цыганского танца захлопали не из вежливости, а дружно и долго. Олег, запыхавшийся, буркнул, выходя со сцены:

— Радуются, что отделение кончилось.

Агния и Тамара — они смотрели из-за кулис — говорили ободрительные слова, те, кто приходил из зала, конечно, тоже кисло хвалили. Но сами «целинники» знали, что все не то, не так. Держались бодрячками, но никогда еще не испытанное, страшное ощущение провала дошло до той степени, когда и опытные актеры подчас теряют волю. А впереди длинное, длинней первого, второе отделение.

В антракте Алена и Зина почти голышами, поправляя грим, тихонько пропели свои песенки — их дуэтом начиналось второе отделение — и замолчали. Оставалось только одеться, но в гримировочной невыносимо жарко, а надеть платье — минута.

Глаша, ярая противница просмотра «на публике», сосредоточенно намазывала вазелином лицо.

— Кому это казалось интереснее позориться в мировых масштабах?

— Глашка!.. — умоляюще остановила Зина.

Алена смолчала, боясь взорваться.

Глаша вздыхала, хмурилась, потом трагическим шепотом сказала:

— Жарко! — поспешно собрала свои шмотки. — Пойду к Евгению гримироваться, повторим сцены… — Улыбнулась жалобно. — Девочки, еще не все потеряно… — И поскорей ушла.

Алена держала в руках новые туфли-лодочки (дура! Торопилась их купить для концерта — не все равно, в чем проваливаться?), пробовала думать о роли Галины и словно спотыкалась об эту возмутительную репетицию — все из-за Сашки! Ну и пропади он пропадом, ну и завалю, и черт с ними, с туфлями!

— Ты еще шоколадная, а я уж совсем облиняла… — Зина даже приложила свою руку к смуглой груди Алены, и все равно было ясно, что это вовсе не интересует ее сейчас.

Мысли Алены рвались к Глебу. Как у него? Тоже вроде отчетного концерта. И надо же — в один и тот же день! Будь он здесь, не душило бы это паническое волнение. При нем все празднично. При нем она никогда не чувствует себя неловкой, тяжелой, тупой… А что может быть страшнее? Ох! Играть бы с кем угодно, только не с Сашкой!

Дверь распахнулась. Сашка с разлету сбил стул, где стоял Зинин чемодан, и очутился перед Аленой.

— Простите! — Он резко отвернулся и, бурча что-то, начал собирать упавшие вещи.

— Убирайся! — Новая туфля угодила в плечо Огнева.

Он не оглянулся и вышел.

Все произошло мгновенно, как вспышка. Зина, вытаращив круглые глаза, прижала к щекам ладошки.

— Ленка! Не нарочно же он! Как ты его всегда!..

— Я его? А он меня?

— Сравнила! Он-то любит тебя…

— Что?.. Что, что, что, что?..

Опешив от свирепого напора, Зишка забормотала:

— Мне казалось… И Валерий так…

— В шестом ряду справа сидит кавторанг Щукин Глеб Иванович, — в щелку торопливо отрапортовал Олег и захлопнул дверь.

Будто морской ветер дунул на Алену, высокая волна подняла на гребень, кровь кипятком разбежалась по телу.

— Зинка, мы должны петь, как боги!

Глава вторая

Самая высокая радость в жизни —

чувствовать себя нужным и близким людям.

М. Горький

Болезнь на редкость некстати в неспокойные недели экзаменов. Правда, с приходом в партком Корнева воздух в институте стал чище и порядка больше. Да и Рудный — не Галочка. А все-таки легче, когда сама видишь и участвуешь.

Нелепо, что устаешь не от работы, не от естественных препятствий, заложенных в природе труда, а от подлости, невежества, зависти, трусости, равнодушия.

Один человек может внести такой смрад, что кажется — вот-вот задохнешься. Один — конечно, при попустительстве других! Виноват и Барышев, а еще больше Таранов. Оба хороши были при Рышкове, большом художнике, страстном, умном, требовательном воспитателе.


Еще от автора Екатерина Михайловна Шереметьева
Весны гонцы. Книга первая

Эта книга впервые была издана в 1960 году и вызвала большой читательский интерес. Герои романа — студенты театрального училища, будущие актёры. Нелегко даётся заманчивая, непростая профессия актёра, побеждает истинный талант, который подчас не сразу можно и разглядеть. Действие романа происходит в 50-е годы, но «вечные» вопросы искусства, его подлинности, гражданственности, служения народу придают роману вполне современное звучание. Редакция романа 1985 года.


С грядущим заодно

Годы гражданской войны — светлое и драматическое время острейшей борьбы за становление молодой Страны Советов. Значительность и масштаб событий, их влияние на жизнь всего мира и каждого отдельного человека, особенно в нашей стране, трудно охватить, невозможно исчерпать ни историкам, ни литераторам. Много написано об этих годах, но еще больше осталось нерассказанного о них, интересного и нужного сегодняшним и завтрашним строителям будущего. Периоды великих бурь непосредственно и с необычайной силой отражаются на человеческих судьбах — проявляют скрытые прежде качества людей, обнажают противоречия, обостряют чувства; и меняются люди, их отношения, взгляды и мораль. Автор — современник грозовых лет — рассказывает о виденном и пережитом, о людях, с которыми так или иначе столкнули те годы. Противоречивыми и сложными были пути многих честных представителей интеллигенции, мучительно и страстно искавших свое место в расколовшемся мире. В центре повествования — студентка университета Виктория Вяземская (о детстве ее рассказывает книга «Вступление в жизнь», которая была издана в 1946 году). Осенью 1917 года Виктория с матерью приезжает из Москвы в губернский город Западной Сибири. Девушка еще не оправилась после смерти тетки, сестры отца, которая ее воспитала.


Рекомендуем почитать
Повесть о таежном следопыте

Имя Льва Георгиевича Капланова неотделимо от дела охраны природы и изучения животного мира. Этот скромный человек и замечательный ученый, почти всю свою сознательную жизнь проведший в тайге, оставил заметный след в истории зоологии прежде всего как исследователь Дальнего Востока. О том особом интересе к тигру, который владел Л. Г. Каплановым, хорошо рассказано в настоящей повести.


Мужчина во цвете лет. Мемуары молодого человека

В романе «Мужчина в расцвете лет» известный инженер-изобретатель предпринимает «фаустовскую попытку» прожить вторую жизнь — начать все сначала: любовь, семью… Поток событий обрушивается на молодого человека, пытающегося в романе «Мемуары молодого человека» осмыслить мир и самого себя. Романы народного писателя Латвии Зигмунда Скуиня отличаются изяществом письма, увлекательным сюжетом, им свойственно серьезное осмысление народной жизни, острых социальных проблем.


Любовь последняя...

Писатель Гавриил Федотов живет в Пензе. В разных издательствах страны (Пенза, Саратов, Москва) вышли его книги: сборники рассказов «Счастье матери», «Приметы времени», «Открытые двери», повести «Подруги» и «Одиннадцать», сборники повестей и рассказов «Друзья», «Бедовая», «Новый человек», «Близко к сердцу» и др. Повести «В тылу», «Тарас Харитонов» и «Любовь последняя…» различны по сюжету, но все они объединяются одной темой — темой труда, одним героем — человеком труда. Писатель ведет своего героя от понимания мира к ответственности за мир Правдиво, с художественной достоверностью показывая воздействие труда на формирование характера, писатель убеждает, как это важно, когда человеческое взросление проходит в труде. Высокую оценку повестям этой книги дал известный советский писатель Ефим Пермитин.


Жизнь впереди

Наташа и Алёша познакомились и подружились в пионерском лагере. Дружба бы продолжилась и после лагеря, но вот беда, они второпях забыли обменяться городскими адресами. Начинается новый учебный год, начинаются школьные заботы. Встретятся ли вновь Наташа с Алёшей, перерастёт их дружба во что-то большее?


Горе

Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.


Такая долгая жизнь

В романе рассказывается о жизни большой рабочей семьи Путивцевых. Ее судьба неотделима от судьбы всего народа, строившего социализм в годы первых пятилеток и защитившего мир в схватке с фашизмом.