Веснушка - [47]

Я помню, что было сказано в разорванном письме, слово в слово. Помню, потому что переписывала его раз двадцать в своем блокноте, пока не добилась совершенства, хотя это невозможно. После того как Лора Мерфи и ее напарник ушли, я просидела до четырех утра, перечитывала его, снова и снова, а потом, когда уже не могла добавить больше ни единого слова, что-то менять или вычеркивать, я стала переписывать его, снова и снова, аккуратнее и аккуратнее, курсивом. Будто идеальный завиток на б или изящный изгиб на с повлияют на настроение адресата.

Хотя я пишу его уже много лет – в своих мыслях.

Это письмо адресовано Карменсите Касанове. Моей матери.

Глава семнадцатая

Я переехала в Дублин, чтобы встретиться с мамой. Бросила всех, кого любила – свою пятерку, – чтобы познакомиться с одним человеком. Я и не думала, что мне понадобится столько времени, чтобы представиться ей, но, оглядываясь назад, я, безусловно, знала, что процесс будет долгим, иначе зачем бы я стала учиться на парковочного инспектора и искать работу в поселке, где она живет. Я хотела погрузиться в ее жизнь, привыкнуть. Ни разу меня не посещала мысль, что можно прийти, постучать в ее дверь или хлопнуть ее по плечу и сказать: «Приветик, Карменсита, это я, твоя дочь, которую ты бросила много лет назад». Но я точно не предполагала, что так долго не смогу заговорить с ней, наоборот, мне хотелось бы потратить все это время на то, чтобы мы общались и узнали друг друга. Поездка домой, на Валентию, показала мне, что, судя по словам одного, который у меня остался, и четверых, которых я потеряла или бросила, все они думали, что я справлюсь быстрее. Ты виделась с ней, ты говорила с ней, ты сделала то, ради чего уехала? Никто не упоминает ее имени. Никто не говорит напрямую.

Ты уже познакомилась со своей матерью, Аллегра?

Один раз я уже пыталась найти Карменситу, когда закончила школу. Пока остальные ездили в Хорватию на музыкальный фестиваль летом, перед тем как мы получили результаты экзаменов, я купила билеты в Барселону. Мэрион собиралась лететь со мной. Папа ничего не знал о Карменсите и не получал от нее весточек с того дня, как она вручила ему меня. Он (да и я тоже) знал только ее имя – Карменсита Касанова из Каталонии. Но я-то знаю, что произошло двадцать четыре года назад. Она испугалась, когда узнала, что беременна, в двадцать один год. Я не виню ее. Ребенок, зачатый от преподавателя музыки – вы только задумайтесь – в пьяном угаре, в минуту уязвимости, возможно, даже отчаяния. За это я ее тоже не виню. Мне самой-то нечем похвастать в этом смысле. Она ушла из университета в последнем семестре, а затем вернулась, после того как родила меня, и продолжила учебу как ни в чем не бывало. Папа помог ей. Она хотела сбежать, уехать из Дублина, чтобы никто из знакомых не видел ее округлившийся живот, и поэтому последние три месяца беременности она провела в гостинице тети Полин в Кинсейле. Но Карменсита провела там только два месяца, потому что я родилась на месяц раньше срока.

Замороченная, говорила тетя Полин про маму, когда я расспрашивала ее. Ее английский был далек от совершенства, добавляла тетя, когда, повзрослев, я выпытывала у нее информацию. Неуравновешенная, говорила она иногда, если была в настроении откровенничать. Не думаю, что на мое любопытство влиял возраст, просто иногда мне было интересно, а иногда нет, в зависимости от того, что происходило в тот день в моей жизни. Иногда мне безумно хотелось узнать, кем она была, кто она сейчас, где она теперь, а иногда мне было совершенно безразлично. Мне казалось, что рассказы тети Полин о том времени, когда мама жила у нее, что-то подскажут мне, откроют мне ее характер. И я увижу, что мы с ней похожи. Не знаю. Сложно это объяснить. В основном мне было просто любопытно. «Женщины такие любопытные», – говорят все мужчины, каких я знаю.

Замороченная. С плохим английским. Неуравновешенная.

Она исчезла на две недели, когда жила у Полин. Я знаю это от самой Полин. От папы. От моего кузена Джона. От Дары, который исчез вместе с ней. Никто ничего не скрывает, но я не знаю, куда они ездили. «Она-то помнит, а тебе еще предстоит узнать» – так сказал Дара. Полин была занята гостиницей, в самый разгар летнего сезона, а в это время ее лучшая комната, номер люкс, была занята испанской студенткой на сносях, которая оказывала дурное влияние на двух сыновей Полин. Мама – буду называть ее Карменситой, потому что так ее зовут, – потеряла всякий интерес к папе, как только узнала, что беременна, а может, сразу после того, как они переспали. Она знать его не хотела. Но ей нужна была его помощь. И она приняла его предложение. Она не могла рассказать семье о своей беременности, она не могла вернуться домой. Ей нужен был папа, а ему нужна была я. Так они мне рассказывали.

Бестолковая, сказала как-то Полин.

Замороченная. С плохим английским. Неуравновешенная. Бестолковая.

Она томилась в этом люксе шесть недель, открывала двери только на завтрак, обед и ужин. Что же она там делала целыми днями, спрашивала я. Смотрела телевизор, но в то время у нас было всего четыре канала. Три из них на английском, один на ирландском. Она смотрела кино на кассетах, но выбор был небольшой, мой кузен Дара покупал их в местном видеомагазине – будто в каменном веке, – и она не читала книги, которые Полин оставляла ей на подносе с едой. Кузена Джона я тоже расспрашивала про Карменситу.