«Весна и осень здесь короткие». Польские священники-ссыльные 1863 года в сибирской Тунке - [31]

В магазин, который держал Климкевич, пришел другой крестьянин – купить кирпичного чаю, при этом неосмотрительно отпустил в адрес хозяина «довольно неприличный московский комплимент». Тогда Климкевич схватил толстую, суковатую палку, на которую обычно опирался, и ударил холуя по голове, а когда тот упал на пол, принялся «бить в свое удовольствие». «Вознаградив себя полностью» за все обиды, – как пишет Матрась, – он выставил крестьянина за дверь. Тот пошел жаловаться Лопуцкому, но заседатель ничего не мог сделать, поскольку свидетелей не было, а Климкевич утверждал, будто видит крестьянина первый раз в жизни. Избитый «несколько недель носил на голове большой пластырь и твердил всем тункинским «мохам», чтобы те остерегались польских мятежников и избегали задевать их каким-либо неосторожным словом, так как те чрезвычайно обидчивы и пребольно бьют братьев-сибиряков».

4/16 сентября 1870 года скоропостижно скончался 33-летний ксендз Казимеж Гедройц из Жмудзи, живший «один-одинешенек в отдельном домике». «[…] он был болен, но никто не ждал подобного исхода. Один из товарищей, ксендз Циряк [Слотвиньский], капуцин, пришел его навестить; на столе стояли самовар и стакан с недопитым чаем. Ксендз Гедройц полулежал. Решив, что тот задремал, ксендз Циряк ждал, пока Гедройц проснется, однако, не услышав дыхания, приблизился к нему и понял, что товарищ мертв. Денег в доме не нашли, а поскольку было известно, что они у Гедройца имелись, заподозрили одного негодяя, что это он ксендза задушил и ограбил» (Новаковский). В этом случае, видимо, даже следствие не велось.

Осенью 1870 года иркутские власти оценивали сосуществование местных жителей и ссыльных (сто сорок три человека) положительно, отмечая, что в Тунке все живут «дружно» – в согласии – и что до сих пор никаких правонарушений замечено не было. Также и между священниками и местным попом отношения добрые, двое ссыльных ксендзов даже снимают у него жилье.

Откуда столь положительная оценка отношений ссыльных и местных в Тунке, представленная в отчете губернатору восточной Сибири, если даже несколько описанных примеров со всей очевидностью свидетельствуют о том, что жилось полякам несладко? Скорее всего, и в других регионах Сибири, где находились польские ссыльные, ситуация была подобной, так что происшествия в Тунке иркутские чиновники считали явлением обычным. О том, что им было известно о многих правонарушениях, говорят сохранившиеся фрагменты документов.

В повседневной жизни ксендзов принимали участие также буряты из окрестных улусов, однако их поведение оценивается более положительно, нежели действия тункинских крестьян. Контакты с бурятами ограничивались, главным образом, торговыми отношениями, обменом или закупкой продовольствия или, порой, ситуациями, когда некоторые священники пытались знакомиться с окрестностями деревни. Свидетельств о бурятах ксендзы оставили немного, но все они доброжелательные, говорят о гостеприимстве и спокойном нраве местных жителей. Ксендз Куляшиньский неоднократно посещал бурятские юрты, он же отметил, что буряты ежедневно приезжали в магазин ксендзов «на своих маленьких низеньких лошадках». В другом месте он с большой симпатией добавляет: едут ли буряты в одиночку или группой, вне зависимости от времени года, они всегда поют свою национальную поэму: «Ёхор ёхор, ёхоря, ёхорчо, надое: булхун, булхун, мархае, бурхуу гыре шалхая» («Пойдем, пойдем петь, петь, будем радоваться – вперед, вперед, братья, в степь, девушка ждет»). Эту песню – спокойную, ровную, как степь, подобную шуму леса, красивую и сердечную – они очень любят».

В отношениях поляков и сибиряков в Тунке многое могло измениться после нескольких трагических событий – нападений местных жителей на священников. Это произошло в период отъездов ксендзов из деревни, когда можно было предположить, что поляки копят деньги на дорогу. 14 ноября 1871 года работник Будачка (крещеный бурят), ремонтировавший дом ксендза Францишека Козловского, неожиданно напал на того в сенях с топором в руках. Ударил по голове, но ксендз успел уклониться и выбежал из дома, стал звать на помощь. Раненого, окровавленного, его спасли товарищи, жившие по соседству, а бандита поймали и отвели к заседателю. Тот, хоть и видел, в каком состоянии находится ксендз Козловский, счел, что раз свидетелей нападения нет, бандита можно отпустить с миром.

Сильно избили семинариста Элиаша Гарбовского, хотя он отчасти был сам виноват, досаждая крестьянам. В прошлом у него, видимо, были какие-то проблемы с властями, поскольку в документах есть пометка о том, что Гарбовский уже три года ведет себя примерно. Документы позволяют восстановить ход событий. 9 декабря 1871 года в четыре часа пополудни два чиновника общины (кандидат и писарь) явились в дом Матвея Алакова, намереваясь произвести опись семьи, инвентаря и т. д. По неизвестной причине они вошли в ту комнату, которую занимали польские ссыльные Гарбовский и Древновский, и, застав там только первого – лежащим на кровати (по словам самого Гарбовского, он был болен и устал после мытья пола), – сели за стол, позвали