«Весна и осень здесь короткие». Польские священники-ссыльные 1863 года в сибирской Тунке - [26]

«В среде ссыльных процветала живопись», некоторые священники занимались скульптурой, развивали другие свои таланты и хобби. Наиболее интересные виды Тунки писал маслом светский ссыльный, брат капуцина Новаковского – уже упоминавшийся Кароль, который провел здесь некоторое время. Хорошим скульптором был вышеупомянутый ксендз Наркевич. Он делал из бересты банки для облаток, портсигары, табакерки, фонарики, вырезал из дерева «красивые фигурки», подсвечники, кресты, а из слоновой и мамонтовой кости – шахматы. Он, один из немногих, смог сказать годы спустя: «От скуки я не страдал». Скульптурой занимался и Эдвард Абратовский. Отец Климович, переплетчик поневоле и скульптор по призванию, обжигал глиняные светильники и трубки, из хлеба и глины лепил «прелестные фигуры» бурят, русских, евреев. Сделанные в Тунке глиняные (обожженные) фигурки бурята и бурятки, в национальных костюмах, он отослал затем из России в Галицию бывшему ссыльному ксендзу Александру Кероньскому, который 14 ноября 1876 года передал их в библиотеку Оссолиньских во Львове. Он изваял также «исполненную вкуса» фигуру Пресвятой Девы Марии Непорочного Зачатия, Христа, согбенного под бременем креста, и две «довольно большие и художественно завершенные» фигуры апостолов Петра и Павла. Фигуры апостолов Климович подарил иркутскому костелу.

Ксендзы Юзеф Стецкий и Теодор Рогозиньский образовали «прелестно звучавший» скрипичный дуэт, отлично играл на фортепиано Шмейтер («имевший артистическое образование»), на гитаре – Сесицкий, который к тому же прекрасно пел. Скрипачами были также: Кнапиньский, Древновский, Юзеф Ковалевский; учился играть на этом инструменте семинарист кармелит Элиаш Гарбовский. В пении «первым был» Ян Линевич, ему аккомпанировали Людвик Чаевич – на «гармошке-флейте» и Байковский – на «огромной гармонике». Доминиканцы Коханьский и Мокшецкий руководили хором монахов. Брат Ходкевич «держал в клетках множество птиц, учил скворцов произносить разные слова».

Священники пытались издать несколько номеров рукописных газет и журналов о жизни ссыльных и деревни Тунка, вероятно также на религиозную и патриотическую тематику; выпускались «Выгнанец» («Изгнанник»), «Шубравец» («Плут») и «Стражница Выгнаня Польскего» («Застава польского изгнания»). Все они продержались недолго, пять номеров «Изгнанника» (ежемесячный журнал объемом шесть листов) – наиболее серьезное достижение ксендзов-«издателей». Сперва начал выходить «Изгнанник», инициатором и редактором которого были Новаковский и Ключевский, а поддерживал «ряд авторов», однако ксендзы, недовольные редакцией и журналом – причины нам неизвестны – начали издавать собственные журнальчики. «Знаменем „Изгнанника" была память о себе и той позиции, которую мы занимаем по отношению к родине и Церкви. Высунул голову даже „Плут", правнук виленского, а также „Застава польского изгнания", но действиями из-за угла оба лишь доказали свое плутовство», – комментирует этот досадный раскол Наркевич. Ксендз Жискар (опираясь на тункинские документы) доказывал также, что некоторые священники писали тексты с мыслью о публикации в российской периодике, но старания их были тщетны. Это были исследования, наблюдения за жизнью местных жителей, природы и географии долины реки Иркут. Высланные в редакцию русских журналов тексты авторам никогда не возвращались. Лишь позже священники начнут публиковать свои воспоминания в польской прессе.

Как пишет Куляшиньский, особое значение священники придавали распространению знаний из области теологии, а также истории Церкви и Польши периода разделов: «проводились конференции, посвященные периоду от разделов до наших времен». В этом контексте рассматривалась трагедия собственной ссылки и вся «обагренная кровью» эпоха. После таких докладов и дискуссий оставались записи и конспекты, которые затем изучались и перечитывались; в блокноте доминиканца Климовича немало страниц посвящено истории Польши, королей и князей, а также древнего мира. Вспоминали ссыльные о годовщинах важных церковных и национальных событий.

Одно из самых шумных торжеств священники устроили в августе 1869 года. Тогда отмечалось трехсотлетие Люблинской унии, которая в 1569 году объединила Польшу и Литву в единую республику. Таким образом священники включались в празднование этой даты на польских землях и в эмиграции; шумные торжества прошли во Львове. В Тунке инициатором и организатором художественной части был «фонтанировавший идеями» капуцин Новаковский. Выступление двух священников, из Царства Польского (Новаковского) и Литовского генерал-губернаторства (Яна Наркевича) имело символическое значение. После главной службы они восславили Унию, выразив тем самым общность истории и нынешние сибирские мытарства представителей обоих народов. Подобный накал чувств имел место также в годы I Ватиканского собора (1869–1870), когда священники вели дискуссии о мировой Церкви и ее проблемах и ежедневно совершали службы во славу Собора.

В 1869 году торжественно отмечали пятидесятилетний юбилей рукоположения ксендза Валентия Навроцкого. В одном из просторных домов поставили красивый алтарь, службу вел священник вместе с двумя диаконами, облаченными в ризы, проповедь произнес ксендз Владислав Польковский. «А после службы устроили пир в складчину. Забавно было смотреть, как одни повара, из числа наших священников, при фартуках, потные от жара, умело хлопотали на кухне, другие с половниками в руках дежурили при горшках, что были расставлены у разведенного посреди двора огня». В 1871 году священники совершали торжественные службы по случаю двадцатипятилетия понтификата папы римского Пия IX.