«Весна и осень здесь короткие». Польские священники-ссыльные 1863 года в сибирской Тунке - [25]

Можно предположить, что Новаковский лукавил и приукрашивал реальность. Случайно ли он использовал в этих вполне осознанно нарисованных картинах фамилию ксендза Пиварского? Вполне возможно. Загадку эту однако, за недостатком информации, мы разрешить не в силах. Следует привести высказанное ранее положительное мнение о Пиварском – оно относится к тому периоду, когда священник находился на Байкале, и принадлежит не столь охотно восхвалявшему священнослужителей и даже неприязненно относившемуся к Церкви Бенедикту Дыбовскому, который познакомился с монахом во время их совместного пребывания в курортной местности Дарасун в Даурии. Пиварский, – писал Дыбовский в «Дневнике», – «отличался мягким характером, набожностью, изрядным патриотизмом. Часы у него шли по варшавскому времени, молился он в те часы, когда молились на родине; ночью специально вставал, чтобы преклонить колени. […] Местные жители называли его „святым человеком”. В праздничные дни он совершал для ссыльных службу в купальне. В Тунке же, живя в одном доме с больным ксендзом Владиславом Польковским (из Варшавской епархии), помогал ему во всех домашних трудах, а после смерти Польковского взял к себе в дом прежнего школьного товарища, бедного ксендза Изидора Цёнглиньского. О другом ксендзе, действительно обвинявшемся в ростовщичестве, речь пойдет ниже.

Постыдный факт представляют собой также случаи злоупотребления некоторыми священниками спиртным. Полбеды, если свидетелями тому становились лишь товарищи, но в общем и целом знали об этом и власти. 14 апреля 1869 года Плотников сообщал в Иркутск, что Анастазий Ядаховский (кармелит с Подляшья) ведет себя безответственно и уже два раза попадал в станичную тюрьму. На более длительный срок в иркутскую тюрьму угодил за драку «спьяну» пиарист Ян Бжозовский; проблемы с алкоголем имелись у ксендза Юстина Сесицкого, Станислава Буковского, Матеуша Каспшицкого, Гвидона Коморовского, а возможно, также и у других. Некоторые так и не смогли одолеть этот порок. Понятно, что в рюмке они искали забвения и утешения. Пьянство однако не являлось отличительной особенностью именно тункинских священников, это было проблемой многих ссыльных поляков. Главная причина данного прискорбного явления – тяготы ссылки.

Товарищеские и дружеские отношения – как это обычно бывает в жизни – завязывались скорее в более узких кругах. Уже тогда восхищение окружающих вызывала дружба люблинского ксендза Яна Линевича («человека исключительно отзывчивого, доброжелательного, общительного») и священника из Жмудзи Леопольда Дылевича. Они поселились вместе, и Линевич во всем выручал слабого здоровьем товарища. «Не было в Тунке дружбы возвышеннее этой». Большой круг близких друзей имел доминиканец отец Игнаций Климович (он упоминает более двух десятков имен), состоявший в сердечной дружбе с братом по ордену послушником Ангелом Сосновским, с которым они всю сибирскую ссылку прожили в одном доме. Старший друг и собрат по ордену Климовича, отец Винцентий Коханьский из Вильно, отправившись в европейскую часть Империи, взял его с собой, поскольку Климович остался без средств (однако в Тюмени их пути разошлись). О сердечных дружеских связях рассказывают также ксендз Станислав Матрась и ксендз Ян Наркевич.

Свободное от работы время, которого было в избытке, особенно долгими сибирскими зимами, вечера, воскресенья и все церковные праздники священники проводили по-разному. Светская и культурная жизнь была довольно развита. В доме ксендза Константы Песьляка из Жмудзи священники устроили «клуб»: собирались там для всякого рода развлечений, игр (карты, шахматы, шашки), дискуссий, лекций из различных областей знаний, поэтических вечеров, музицирования и т. д. В клубе имелась также картотека «публичной библиотеки», насчитывавшей тысячу книг, которые находились в домах разных священников; например, двести томов стояли у ксендза Эразма Ключевского и сто – у капуцина Вацлава Новаковского. Книги были из области теологии, философии, природы, главным же образом – из истории Церкви, всеобщей истории, истории Польши, имелись также энциклопедии и словари. Эта библиотека давала многим ксендзам возможность пополнять свои знания, изучать языки (в первую очередь, французский), кое-кто занимался научной работой, литературным творчеством. Ксендз Францишек Шмейтер, бывший профессор семинарии в Пултуске, интересовался ботаникой – он собрал гербарий растений региона, преподавал коллегам химию. Ксендз Феликс Ковалевский с энтузиазмом продолжал свои прежние занятия орнитологией, ловил интересных птиц, коих собралась у него, судя по всему, целая коллекция. Новаковский создал историю Луцкой епархии, подготовил труд о Люблинской унии 1569 года и Брестской унии 1596 года, пересказал труд иркутского архиерея Нила о буддизме. Наркевич написал «Трактат о любви к ближнему», а также жития двух виленских монахов. Ксендз Чаевич был автором трудов по гигиене и стихов, Шмейтер писал романы, францисканец Рафал Томашевский – сатиру в стихах. Ксендз Куляшиньский изучал философию, переводил труд немецкого теолога Иоганна фон Дёллингера. Переводом иноязычных трудов (французских и немецких) по философии и религии занимались также Юзеф Ковалевский, Францишек Рогозиньский, Ян Наркевич, Ян Помеховский и Петр Пискорский. Литературным творчеством увлекались в Тунке многие, в том числе Феликс Ковалевский и Люциан Малевич.