Вещие сны тихого психа - [5]

1. ВЫСШАЯ ТВОРЯЩАЯ ВОЛЯ — бесконечно протяженная во времени и пространстве, не имеющая ни начала, ни конца, не знающая ни Добра, ни Зла, ни Любви, ни Ненависти, ни Справедливости, ни Сострадания, — осуществляет бесконечную вариацию соотношений между формой и содержанием СУЩЕГО, стремясь получить устойчивый (гармоничный!) вариант субстанции, не излучающей и не поглощающей информацию, т. е. ВЕЩЬ В СЕБЕ, что, однако, достижимо лишь на неуловимо краткий миг, ибо процесс перекомпоновки (но не уничтожения!) непрерывен, вечен и бесконечен.

2. Вполне допустимо среди бесконечного множества составляющих СУЩЕГО наличие психических, духовных начал, как некой формы существования СУЩЕГО. Мысли и чувства материальны, — не это ли самое главное подтверждение правильности тезиса.

3. Принимай МИР как данность, не ропщи, не дергайся, не суетись, пытайся спокойно понять его и жить в нем, пока МИР дает тебе эту счастливую возможность. (Опять вспоминается Михаил Кюхельбекер…)

Осмотрев пещеру, Галя, прикинув острым глазом высоту до отверстия в верхнем углу, образовавшемся из сходящихся граней внутренней пирамиды, вдруг сказала: «Через эту дыру я буду вылетать в лунные ночи…» — «Так, может, тебе помело соорудить?» — спросил Толик, Четвертый. «А что? Неплохая идея. Только веничек я наломаю себе сама — по нюху!» Папа, Павел Антонович, улыбнулся, а я заметил, как бы между прочим, что недурно бы обвязываться веревкой, чтобы не улететь в Дальний Космос — что мы тогда будем делать без тебя?! «Галка, строго сказал Папа, — мы все голодные, готовь ужин». — «Во-первых, я не галка, а орлица и поднимусь на небо в ночь Первого Полнолуния! Папа, как ты думаешь, не в этой ли пещере останавливался Чингисхан?» — «Нет, это было на Ольхоне. И не валяй дурака! Уже поздно, и все голодны». Толик, опередив Галю, принялся открывать коробки с продовольствием и вообще повел себя как заправский повар: навесил над костром котел, налил в него байкальской водицы, сыпанул чего-то из одного пакета, из другого, ловко открыл банки с тушенкой, откупорил бутылки вина и коньяка, — короче, проявил незаурядные способности по части обслуживания. Не прошло и часа, как мы уже дружно сидели за раскладным столом и поднимали кружки за начало нашей операции под кодовым названием «МУРИК-3».

Едва мы выпили по одной и закусили, как Папа вдруг энергично поднялся со своего сбитого из плах кресла и сказал, явно без шуток: «Не будем расслабляться! За дело! Толик — мой сейф!»

Сейф внутри старомодного портфеля был немедленно доставлен. Толик же расчистил место на столе. Все остальное проделал сам Папа: вынул из портфеля стальной сейфик, набрал известный только ему одному код, вставил ключ, скорее похожий на воровскую отмычку, и достал из открывшейся маленькой полости сейфа металлическую коробочку с крючочками. Нацепив очки, он осторожно отвел в стороны крючочки и аккуратно снял верхнюю крышечку. Толик, наш Четвертый, услужливо, желая подстраховать Папу, подставил снизу свои лапищи. Но Папа с раздражением отвел их, дескать, не лезь, когда тебя не просят. Толик с виноватым видом спрятал руки за спину. Однако выражение вины было мимолетным, на его плотном лице хорошо тренированного спецназовца снова появилось выражение искренней заинтересованности во всем, что здесь происходит, и готовности выполнить любое поручение. Мы обменялись с Галей понимающими взглядами, она улыбнулась.

Всем нам, а мне в особенности, как автору «МУРИКов», не терпелось запустить ее в муравейник. Но Папа и здесь проявил свой характер. Достав из кармана лупу, он долго внимательно разглядывал содержимое коробочки, а содержался там, среди хвоинок, мха, лесной пыльцы, зеленых травинок, — самый настоящий муравей! Но — не обычный, особенный! В Центре микрохирургии ему укрепили на головке специальные датчики, которые передавали картинки всего того, что видел сам муравей! Эти же датчики задавали программу поведения, муравей был не просто золотой, а платиновый! Ему цены не было — советское НОУ-ХАУ, за которое любой разведчик мог бы получить не один миллион долларов, вот почему неотступно торчал с нами Толик, Четвертый! Глаза, уши и… нянька! Справедливости ради должен сказать, что Толик буквально боготворил Папу, был предан ему, а Папа любил всех, кто любил его. Хотя, по характеру своей работы, Толик обязан был писать объективные отчеты обо всем, что происходило и происходит в «подведомственном» ему коллективе, и сдавать своему начальству…

Платиновый — это, разумеется, гипербола. На самом деле это был обычный рыжий лесной муравей, причем самка, отобранная из десятков подобных в одном из подмосковных муравейников. Отобрана из-за своих чисто женских качеств: высокая, красивая, статная, сильная, как истинная царица! Она и была царицей в том, подмосковном муравейнике. Когда мы ее украсили нашей электронной короной, я так расчувствовался, что сравнил ее с Галей — до того она казалась мне прекрасной. Галя лишь посмеивалась.

Муравьиха была жива и здорова. Папа осторожно вынул ее из коробочки и положил себе на ладонь. Она попробовала своими клешнями его палец на прочность и стала водить антеннами, соображая, куда двигаться дальше. Папа бережно взял ее в кулак и коротко, как бывало в Центральной лаборатории, велел включить весь Комплекс. Этим заведовал я — Комплекс был включен мгновенно. Толик, исполнявший роль еще и помощника в разного рода мелких делах, снял с муравейника защитный конус из хлопчатобумажной материи, предохранявший прозрачный и прочный корпус, внутри которого и был сооружен почти натуральный муравейник, естественно, по специальному проекту. Папа поднес ее к основанию муравейника, где был вход, и, оглядев нас строгим, многозначительным взглядом, выпустил «МУРИКа-3» на волю.