Вещь - [37]

В памяти мелькнула моя бабушка с трехлитровой банкой. В ней плавала какая-то слизкая дрянь. Горлышко банки обычно закрывали марлей, и мы, дети, были уверены, что это делается для того, чтобы Дрянь, не дай бог, не выскочила на волю. Мне было тогда лет пять, но я хорошо помню, как мы с двоюродным братом словно завороженные смотрели на слизь в банке, растущую день ото дня. Дрянь питалась исключительно сахаром и жирела прямо на глазах – один слой наползал на другой до тех пор, пока ей не становилось в банке тесно. И этот момент пугал меня больше всего. Я боялась, что однажды я зайду на кухню, а Дрянь к тому времени станет такой огромной, что вырвется на свободу и расползется по всему дому. Пить этот напиток после таких фантазий я не могла, в то время как брат его просто обожал и мог поглощать литрами.

«Я вспомнила, – сказала тогда я. – Моя бабушка делала этот странный желтоватый сок. Я его ненавидела по эстетическим соображениям. И что же теперь мне делать с этим грибом внутри?» – «Надо лишить его пищи: ваши горькие мысли не должны уходить внутрь, дайте им волю. Все, кто держал гриб, в том числе и ваша бабушка, по мере того как он рос, делили его на несколько частей и раздавали друзьям, соседям, коллегам на работе. И те селили его в свои банки и растили дальше. Поделитесь же, наконец, и вы с кем-нибудь своим грибом».

Так я узнала, что у меня внутри живет гриб. Корчась за рулем от боли, я стояла в пробке и ненавидела этот город и этот мир, причиняющие мне такие страдания. Каждый водитель норовил меня подрезать, в результате чего расстояние до аптеки в десять минут на глазах выросло до получаса. Я понимала, что таблетка даст только временное облегчение. Я не могла освободиться от мерзкой слизи в животе до тех пор, пока не состоится развод. Образно говоря, я могла избавиться от непонятного создания, причиняющего столько боли, только выкинув его вместе с банкой. А банкой в данном случае являлось мое прошлое. И оно никуда не делось. Верку, финансового директора, посадили в тюрьму. Корецкий же, как я и ожидала, отделался легким испугом. Марат повернул все так, что он потерял свои сбережения. Но парень был не промах и вскоре прислал адвоката с тем, чтобы побыстрее организовать бракоразводный процесс и выгодно поделить мое имущество. Предстоял суд, и я отчаянно понимала, что не переживу еще одной встречи с бывшим супругом. Я просто убью его или сама выброшусь из окна. Горький гриб внутри меня распух так, что каждый раз, когда я плакала по ночам, мне слышалось его довольное хлюпанье. С появлением Марата в моей жизни чувство горячей боли в солнечном сплетении поутихло, но постепенно на смену ему пришла отчаянная тоска. Какое-то время я купалась в любви к вещам, питалась их энергией, а потом вдруг опять стала думать о Корецком. Мне даже показалось, что я окончательно разлюбила вещи. Я смотрела на них и не видела перед собой ничего интересного. Ничего, что могло бы доставить прежнюю радость. Марат даже на время оставил меня в покое. Он сказал, что с ним было то же самое. После страстных отношений с вещами происходит переход на новый уровень, для которого необходимо побыть самим собой и накопить дополнительную энергию. Но я могла думать только о бывшем муже. Когда я окончательно убедилась в том, что излечить мою язву может только Корецкий, то стала подумывать, как бы его вернуть. И только я собралась было позвонить Корецкому и назначить встречу, как объявился его адвокат. Он доложил мне, что Корецкий хочет одну квартиру, машину и самую крупную, головную фирму. Это его последнее слово, и ни на какие уступки клиент не пойдет, пока не обдерет бывшую жену как липку. Еще один нокаут от бывшего возлюбленного, и гриб внутри меня удовлетворенно зачавкал, ритмично сжимая и разжимая острые зубки-челюсти. Я лежала в кровати и смотрела в потолок, пока Марат трезвонил в домофон. Пришлось все-таки его впустить, иначе он выбил бы замок. Марат довольно грубо вытряхнул меня из кровати, потом из ночной рубашки и засунул под душ. Мы поехали в город. В кафе «Зеленый крокодил». Он знал про мое убежище и уважал его. Мне нравилось, что он такой… суровый, что ли. Он не пытался разводить со мной сюси-пуси, гладить по голове и вытирать нос. Он всегда был человеком действия.

«Скажи, а что конкретно твой муж забрал с собой, когда тайком сбежал?» – спросил Марат, когда мы сидели в кафе, и я пила коньяк, чтобы прийти в себя.

«Мою душу».

«Несси, ради всего святого, оставь эту сентиментальную хрень для глянцевых журналов. Ты знаешь, что я имею в виду».

«Машину, какие-то вещи…. Не помню».

«А ты вспомни. Было что-то такое, что ты очень хотела бы вернуть?»

Мое сердце вновь сжалось от обиды и заныло, как кариозный зуб от глотка горячего чая. Действительно была такая вещь. Подарок бабы Зои, старинный круглый кулон с единорогом, который был мне очень дорог как память. Вечера на коммунальной кухне, шампанское в ожидании любимого и рассказы-сказки «бабки из прошлого» многого стоили. Я любила тот период жизни и ни за что не хотела с ним расставаться. Это было мое прошлое и МОЙ кулон. Наверное, это украшение было дорогим, иначе Корецкий не стал бы его брать. Но я бы отдала за него любые деньги. Я считала бабкин кулон нашим семейным талисманом и практически не снимала его с шеи. Но как назло за день до ухода мужа я была в спортзале и на следующее утро забыла его надеть. Подлец этим воспользовался. Когда я ему позвонила и попросила вернуть хотя бы кулон, он заявил, что бабка подарила «козла» исключительно ему за бесконечную щедрость и доброту. Щедрость! Корецкий был не без чувства юмора. Каждый раз его зубы поскрипывали от злости, когда я давала бабе Зое лишние сто рублей. Яркую купюру, ускользающую из его рук, он провожал взглядом матери, отправляющей сына на войну. Марат говорил, что вещи не выносят подобных людей. Они чураются их как зачумленных, потому что у скупости есть неприятный запах бедности. Соприкосновение со скупцом для вещей подобно тому ощущению брезгливости, которое испытывает человек, обнаружив чужие волосы в своей белоснежной финской раковине. По сути, Корецкий был обречен. Он слишком часто всем мешал.