Вещь - [25]

Улыбаясь, я подплыла к Марату, и он представил меня своим знакомым. Женщины оценивали меня, делая вид, что пьют шампанское, мужчины взглядами поздравляли моего спутника. Я вела себя скромно, но в то же время пыталась завести побольше новых знакомств. Несмотря на недавнюю черную полосу, я была все еще владелицей двух фирм и надеялась расширяться и дальше. И, раз уж мне посчастливилось попасть на такой «сливочный комбинат» (так мы в своем кругу называли места, где толпами ходят важные – бумажные господа, знакомство с которыми всегда уникальный шанс), я максимально применила свою стратегию массового обаяния. Заключалась она в том, чтобы выявить среди незнакомой группы лидера, перекинуться с ним парой остроумных фраз и задать вопрос, на который он будет долго и с удовольствием отвечать. Люди обожают о себе рассказывать, это их слабое место. Прикинься заинтересованной, время от времени подкидывай забавные реплики, как крепкие поленца в топку. Научись красивой подаче, даже если не умеешь играть в теннис, – говорила моя бывшая начальница. При этом о себе рассказывать надо весело, сжато и быстро. Слушать других они не любят. На окружающих женщин это не действовало. Впрочем, все они, как на подбор, были глупыми куклами, золотыми брелоками для богатеньких мужей. Мысленно я их называю мебелихи, женщины, которых используют исключительно в качестве красивого интерьера. А вот мебелихинские мужчины мной заинтересовались. Узнав, что я не домохозяйка и «шарю» во всех тонкостях бизнеса, они оживились вдвойне. Мы так увлеклись беседой, что я и не заметила, как осталась в кругу незнакомых мужиков совершенно одна. Марат же тихо и незаметно растворился в толпе. Помня о нашем договоре, я извинилась и, предварительно обменявшись визитками с некоторыми из нужных мне персон, пошла его искать. В конце зала, подсвеченная темно-синим светом софитов, располагалась небольшая сцена, на которой играл джазовый ансамбль. Я встала у столика на длинной витой ножке и, потягивая мартини, рассматривала танцующие пары. Удивительно, но народу было не так уж много. Взглянув на автостоянку перед домом, можно было предположить, что здесь собралось как минимум полтысячи людей. Но очевидно, две трети приехавших на бал были телохранителями, которых сюда не пустили, а остальные рассеялись по многочисленным комнатам. Лакей зажег на сцене огромные свечи, и атмосфера зала стала почти интимной. Марат бесшумно подкрался сзади и тихо спросил: «Не согласится ли милая дама на маленькую экскурсию по дворцу? Скоро будет фейерверк, и все по традиции пойдут гулять по парку, так что надо поторопиться». Его голос вдруг показался мне странно знакомым, так же как и сама ситуация. Удивительный приступ дежавю. Мы пошли по длинному коридору, вполголоса обсуждая моих новых знакомых, все дальше и дальше удаляясь от остальных гостей. Марат показывал мне дальние комнаты, интерьер которых был полностью восстановлен в точности так, как это было сто с лишним лет назад. Про этот дом он рассказал мне удивительнейшую историю. В эпоху вселенской резни и кровавых водопадов здание уцелело только благодаря тому, что в нем размещался военный госпиталь. В ином случае его бы нещадно грохнули только из-за одной лишь лепки на потолках – ее великолепное модерновое плетение было буржуазным плевком в лицо революции. Поэтому паркет содрали, фрески и лепку замазали и на этом успокоились. После Великой Отечественной войны дворец стал богадельней. За долгие годы здание обветшало донельзя и уже отдаленно не напоминало прекрасный особняк. Приблизительно в таком виде его и прикупил Илья Алексеевич в период перестройки. Старичков уплотнили в какой-то другой «пансион», а банкир развернул бурное строительство, подключив к нему всех знаменитых архитекторов и дизайнеров города. Однако этому предшествовала долгая и удивительная история. Марат рассказал, что Илья Александрович родился в последний год войны, а через три месяца матери пришло извещение, что его отец пропал без вести. Она до конца жизни не верила в его смерть, искала, ходила к гадалкам и прорицателям. В общем, всю жизнь ждала, несмотря на то что кто-то даже пытался к ней свататься. Маленькому Илюше она тоже привила мысль о том, что папа жив и вот-вот позвонит в дверь. Так они и жили, с этим ощущением бесконечного ожидания, пока Илья не плюнул на все и не уехал учиться в другой город. Вскоре мать умерла, так и не дождавшись мужа. Илья быстро раскрутился, завел свое дело, разбогател в смутное время, вовремя присосавшись к газовой трубе, и уже думать забыл про папашу, которого он и в глаза-то не видел. Он окончательно убедил себя в том, что мать зря теряла время в ожидание чуда, да еще вдобавок травмировала его детскую психику «сказками про папу», который вот-вот придет и сделает всех счастливыми. Иногда он даже думал о том, что отца у него никогда и не было. Ведь придумывают же матери-одиночки своим детям папу-летчика, который героически разбился, выполняя боевое задание. Так что вполне возможно, мать выдумала эту легенду, согрешив с кем-то из постояльцев, которым долгое время сдавала комнату. А потом сама так поверила в сказку, что прожила всю жизнь в томительном ожидании призрака. Сто раз просил маленький Илюша показать хоть одну фотографию отца, но мать сразу же начинала горько плакать и говорила, что они все сгорели вместе с домом, который попал под бомбежку. Таким образом, Илья Алексеевич окончательно убедил себя в нелепости теории «мифического» отца и стал жить припеваючи, наращивая все новые и новые капиталы. И вот как-то раз звонит его старый приятель и говорит, что занимался проверкой благотворительных учреждений и наткнулся на данные одного старикана, который по возрасту, имени и фамилии вполне годится банкиру в отцы, или, по крайней мере, в ближайшие родственники. Илья Александрович, конечно, ошалел от такого известия, но вскоре пришел в себя и сломя голову понесся в тот город, где обнаружили однофамильца. За небольшую зеленую пачку банкнот директор богадельни выложил ему как на ладони все записи и архивы минувших лет, из которых выяснилось, что, действительно, этот старичок – его родной папа. Банкиру даже отдали письма его матери, которые она писала отцу во время войны, что снимало все сомнения насчет его существования. Выяснилось, что в конце войны Александр Балышев был тяжело ранен и ему ампутировали все конечности, кроме левой руки. Он не хотел возвращаться домой искалеченным обрубком, просил доктора выписать ему яд, но вместо этого его отправили в богадельню, где находились еще сотни таких же несчастных. Банкир с ужасом посмотрел на дряхлого старика в инвалидной коляске, который уже редко возвращался к действительности, если вообще знал, что это такое. Это был его папа, которого они столько лет ждали. Его существование полностью опровергло спасительную теорию Ильи Александровича, и он вдруг начал ощущать уколы совести, что было совершенно ему несвойственно. Бизнесмен понял, что единственное, что он может сделать для того, чтобы искупить вину перед матерью, в интуицию которой он не верил, – это создать для отца под конец жизни хоть какие-то нормальные условия. Но врач сказал ему, что скорее всего старик не перенесет перемен, поэтому лучше его не трогать и оставить все как есть. Тогда банкир щедрым жестом выкупил здание богадельни, намереваясь сделать там евроремонт, бассейн и солярий для старичков-ветеранов. Однако, вскоре после того, как рабочие начали отдирать слои побелки на потолке, выяснилось, что сия богадельня – уникальный и великолепный архитектурный шедевр эпохи модерна. Илья Александрович, вмиг отрезвев (не зря же он считался денежным королем), понял, что очень выгодно вложил свои сбережения. Теперь, когда бриллиант уникальной формы и огранки сверкал перед его взором, чрезвычайно сложно было заставить себя закопать его обратно в землю. Души прекрасные порывы быстро завяли под напором разума и великолепия дворца. Владея на тот момент огромным капиталом, банкир мог бы оставить дом бедным и больным старикам, но тот манил его со страшной силой. Гораздо сильнее, чем мой стеклянный крокодил в Новой Голландии. Сильнее, чем секс, любовь и любые наркотики на свете. Прекрасный дом задушил последнее sorry Ильи Александровича перед родителями. В результате старичков инвалидов перевезли в другое место, а во дворце завертелась великая стройка. Отец Ильи Александровича, как и предсказывал директор богадельни, не вынес перемены места и вскоре скончался в полном одиночестве.