Весенняя пора - [46]

— Постой, дедушка! — неожиданно вскрикнул Вася и, сорвавшись с места, выбежал из класса, громко топая сапожками.

ВОЛ

Дело шло к весне, снег на полях уже потемнел, перед тем как растаять. Нужно было торопиться, чтобы успеть привезти остаток сена, заготовленного на покосе Веселова в Киэлимэ. К тому времени Никитка стал по субботам приходить из пансиона домой. В одно из воскресений Егордан одолжил у Павла Семенова огромного черного вола с большим колышущимся наростом на правом колене. За пользование этим волом Егордан обязался впоследствии отработать у Семенова один день, а пока что, прихватив Никитку, отправился в Киэлимэ.

На обратном пути, пустив вперед себя своего маленького бычка и огромного чужого вола, отец и сын неторопливо шагали за возами с сеном по вьющейся вдоль Талбы дороге.

— Большую беду ты навлек на нас, излупив князева внука, — наставительно говорил Егордан сыну. — Сами-то едва живы, а бьем кого? Княжеских внучат! Оно бы и смешно было, если б не так страшно. Правда ведь? — смущенно улыбнулся Егордан, блеснув полоской ровных крепких зубов.

— А что же, по-твоему, пусть плюет в лицо? — горячо возразил Никитка, чувствуя себя сейчас сильным и независимым. — Ведь прямо в лицо плюнул, собачий сын! Ну, тут уж я не стерпел и ка-ак двину ему в морду кулаком, — у него даже искры из глаз посыпались…

Егордан грозно посмотрел на сына, стараясь как можно убедительнее проявить свое возмущение подобным святотатством, но вдруг, не выдержав, раскатисто захохотал.

— Так прямо и видел, как посыпались искры из чужих глаз?! Вот еще скажет!.. А руки тебе не обожгли эти искры?.. — подшучивал он над Никиткой.

Потом, насилу успокоившись, Егордан опять постарался принять грозный вид, хотя ему никак не удавалось потушить веселые огоньки в своих добрых глазах.

— Ты это брось! — крикнул он свирепым голосом. — Тоже еще затеял — высекать искры из глаз княжеских внучат!

— Досадно было очень… В лицо ведь плюнул. А сам слабенький, никудышный против меня…

— Понятно — досадно! Но ты, чудак, бери в расчет не силу. Наши силы, сынок, нужны нам для работы на богачей, а не для драки… Положим, и я посильнее князя буду, да вот нельзя… А старик ходил к учителю, требовал, чтобы тебя выгнали из школы…

— Как так? — Никитка даже остановился от неожиданности. — Ведь я в десять раз лучше Васи учусь…

— Ты в десять раз лучше учишься, зато Вася в тысячу раз богаче…

— А учитель что?

— Учитель отказался выгонять тебя…

— Вот видишь! — И Никитка от радости подпрыгнул так высоко, что неминуемо упал бы на спину, если бы не ухватился за рукав отца. — Учитель и фельдшер всегда будут за меня. Шиш ему…

— Не очень-то радуйся! Старик требует, чтобы я сам забрал тебя из пансиона.

— А ты?

— Ну, я сказал: «Заберу, если учитель согласится». — И, лукаво подмигнув сыну, Егордан добавил: — А учитель-то уже записку ему послал: не разрешаю, мол, Егордану брать сына!

Так, неторопливо переговариваясь, Егордан и Никитка идут за волами. Им кажется, что земля, скованная холодами, вздохнула теперь полной грудью. Вся обессилела, исстрадалась она за долгую зиму, а теперь улыбается счастливой и светлой улыбкой…

Видно, как над полями струятся теплые потоки воздуха. Весенние солнечные лучи играют и переливаются на дальних изгородях, словно запутавшись в сетях. Только что прилетевшая с юга ворона важно расхаживает по снегу. Стайка снегирей проносится над головой и серебряными опилками стремглав взмывает в небо.

Никитке хочется поговорить с отцом о том, как он будет учиться в городе, и о том, как ему купят ружье-двустволку. А отец всячески избегает этих разговоров.

— Разве что потом когда-нибудь, — отделывается он неопределенными фразами. — Если земля станет тучной да соберем хороший урожай…

Откуда у них быть урожаю, когда они почти ничего не сеют? Да и может ли стать тучным их Дулгалах, сплошь покрытый кочками?

Никитка пробует начать разговор о своем, но отец, помолчав, тихо объясняет:

— Я не про наше поле говорю. Если у людей будет всего много, то и нам что-нибудь перепадет… Но лучше и не думать о том, что никогда не сбудется. Где уж нам в городе учиться! Да и откуда взять денег на двустволку!

Они некоторое время идут молча.

— А вот как белые журавли целуются и обнимаются да пляшут на своих длинных ногах — это я сам видел, — ни с того ни с сего говорит Егордан.

Шагая за возами и беседуя с сыном, Егордан то и дело понукает животных.

— Сай, сай! — по привычке произносит он, взмахивая прутиком, и продолжает рассказывать про пляску белых журавлей.

В носу щекочет запах талого снега, такой знакомый, родной… Частые следы куропаток между голыми кустами расплылись на подтаявшем снегу, будто чернила на промокашке.

Когда поднимались на берег, возле самой юрты черный вол Павла Семенова поскользнулся, упал на колени, но тут же быстро вскочил и спокойно двинулся дальше.

— Старый, а, поди, не чувствует за собой такого груза! — восхищенно проговорил Егордан.

Привезли сено и, радуясь предстоящему отдыху, привязали волов.

— Вот бы нам такого работника! — Никитка потерся щекой о теплый бок большого черного вола.

— Да, хорошо бы!.. — мечтательно произнес отец, отряхивая свои большие рукавицы.