Весенняя пора - [44]

Гордясь своими лакированными сапогами, Вася прошелся между ребятами, важно закинув голову и засунув руки в карманы. Его серые невыразительные глаза и все его широкое красное лицо исполнены глубокого презрения. Уши у него оттопырены, кривые, изъеденные мелкие зубы сильно выдаются вперед, еле заметные белесые брови нахмурены.

Ребята расступились перед ним.

Вася обычно ищет повода к ссоре. Проходя мимо, он может неожиданно толкнуть или подставить ножку, а то сорвет шапку с кого-нибудь и, швырнув ее на землю, начнет топтать или подбрасывать ногой. Все боятся его, вернее — его деда, толстого старого князя с густой седой бородой. О Васе известно, что он плохо учится, делает все, что ему вздумается, и иногда неделями не является на занятия.

В тот вечер Никитка пел с большим подъемом. Но вдруг он заметил, что поет один, а остальные смущенно молчат. На полуслове умолк и он. Тяжелыми шагами Вася подошел к нему. Князев внук молчал и пристально глядел на оборванного Никитку. Остальные тоже молчали и ждали, что будет. Наконец Вася процедил сквозь зубы:

— Что ты сказал, сын сына Лягляра?

— Ничего не сказал…

— Ничего! — хором подтвердили ребята.

Вася собрался было пройти дальше, но в это время появился в дверях Лука, который почти каждый день околачивался то у попа, то в школе.

— Он сказал: «Богачи-дураки», я сам слышал, — заявил Лука.

Вася размахнулся и ударил Никитку по уху.

— Вот это да! — обрадовался Лука.

Никитка, закрыв ухо ладонью, вскочил.

— Он еще сказал: «Расступись, богачи…»

Вася сделал шаг назад и пнул Никитку носком сапога в живот.

— Ловко! — восхищенно воскликнул Лука.

Тяжело ступая, Вася прошел дальше так спокойно и важно, будто исполнил свой долг.

Никитка заплакал. Друзья всячески пытались утешить его, а Лука с хохотом догнал Васю и стал шептать ему что-то на ухо.

Когда Никитка перестал плакать, к нему снова подошел Вася, обнял его за шею и, нагнувшись к его лицу, неожиданно сказал:

— Давай, Никита, помиримся. Зря я это…

— Помирись, помирись! — послышалось со всех сторон.

— Давай, Никита, помиримся и поцелуемся.

Вася дружески улыбался, прищурив свои глаза, Никитка, обрадованный тем, что у него просят прощения — да еще кто просит! — тут же позабыл обиду и потянулся с поцелуем.

Вдруг Вася резко тряхнул головой и, звонко плюнув Никитке в лицо, расхохотался…

Тут Никитка забыл обо всем на свете, забыл, кто он и кто Вася. Он подпрыгнул и ударил обидчика кулаком в его сморщившееся от смеха курносое лицо. Стоило Никитке только прикоснуться к противнику, как он словно обезумел и уже не мог остановиться. Он наносил удар за ударом и наконец вцепился в Васины толстые щеки всеми десятью пальцами. Вася упал, и Никитка повалился на него.

Со всех сторон подскочили ребята и с трудом оттащили Никитку.

Вася поднялся и некоторое время бесновался вокруг Никитки. Он пинал его сапогом в живот, рвал и царапал ему уши, разбил нос и вдруг с диким ревом выбежал на улицу.

Вскоре в пансион ворвался рассвирепевший поп.

— Лягляров внук! Да ты разбойником становишься! Пшел в угол!

Поп схватил Никитку и толкнул его в темный класс.

Обычно поп сам являлся освобождать наказанного им пансионера или, уходя, говорил дежурному, когда он разрешает освободить провинившегося. Отпуская очередную жертву, поп весьма многословно объяснял тяжесть вины «преступника» перед богом и государем и требовал обещания не совершать в дальнейшем дурных поступков. На этот раз он ушел, не сказав дежурному ни слова. За весь год в школе никто так тяжело не провинился. Не могло быть сомнения, что поп решил освободить мальчика сам.

И вот Никитка стоит один в темноте, прижав обе руки к груди. Он трясется от холода и страха. Шуршат бумажками мыши. Ледяная обмазка дома лопается от мороза. С потолка с шумом осыпается глина. Вдоль улицы, хрустя полозьями по крепкому насту, проезжают сани. В комнате учителя с грохотом рубят топором мясо. Где-то шумят дети, — сюда изредка доносится их смех. Все эти звуки отдаются в пустом классе громче обычного.

Петр Федоров и Роман Софронов, выказывая верность другу, время от времени проходят мимо двери. То что-нибудь скажут Никитке, то будто невзначай стукнут по косяку. Тогда Никитка ободряется, нарочно кашляет, давая знать товарищам, что он здесь и не боится.

Он стоит уже очень давно.

Шум и крики постепенно начинают замирать. Уже потух огонь в камельке, от которого в класс проникал слабый отсвет. Никитка стоит теперь в кромешном мраке.

Разные мысли проносятся у него в голове.

Убежать из пансиона и стать Василием Манчары… Агашку-пегашку и богача-дурака Васю оттаскать за волосы и как следует наказать кнутом, а потом убежать в тайгу… Хорошо! Богатство всяких там Сыгаевых да Веселовых отнять и раздать бедным и неимущим. Василий Манчары!.. Нет, Никита Ляглярин! Это его, Никиты, славное имя гремит в десяти якутских улусах, это его славят и любят бедняки, это перед ним трепещут богачи.

Могуч Никита, лицом пригож,

Грозный был человек.

Богатых князьков бросало в дрожь,

Когда он шел в набег…

Так будут петь о нем, Никите Ляглярине.

Долго, томительно долго стоит он, настороженно прислушиваясь к каждому шороху и мечтая.