Весенняя пора - [221]

А Силин уже не только кривил губы в презрительной улыбке, не только отворачивался от Никиты, но, разговаривая в его присутствии с кем-нибудь, неизменно ввертывал ядовитые замечания:

— Да, образование получить — не на коне скакать и саблей размахивать. Меня вот учили не воевать с учениками, а сообщать им знания.

Для Павла Семенова, Романа Егорова и слепого Федора Веселова неудачный опыт Никиты стал даже чем-то вроде… единицы времени.

— …Это не больше, чем Никита проучительствовал…

— …Мигом обернулся — в город и обратно, как раз столько в дороге пробыл, сколько внук Лягляра в школе проработал…

Некоторое время Никита ходил подавленный и растерянный. На бесчисленные расспросы друзей он коротко и раздраженно отвечал:

— Да, снимают!..

Успокоение пришло к нему самым неожиданным образом.

— В улусе сказали, что по советским порядкам ты, Никита, не виноват, — неторопливо начал однажды Гавриш, разговаривая с ним у себя в совете. — Вот не знаю, как по школьным…

— А ты думаешь, там порядки иные, чем советские?! — радостно воскликнул Никита и впервые за эти дни рассмеялся, да совсем по-мальчишески, широко открыв рот и ослепив собеседника ровными рядами белоснежных сплошных зубов. — Была бы только советская власть, а правду мы найдем! — Он громко отчеканил эти слова и, радостный, выбежал из совета.

— Молодой учитель остается! — неизвестно откуда возникла и разнеслась по наслегу весть. — Советская власть сказала: «Он нам дороже какого-то Силина — бывшего бандита!..»

Пострадавший мальчик вернулся в школу. В тот же день отец его пришел к Никите и смущенно заявил, что зря он тогда на него накричал и что он раскаивается в этом.

Уроки молодого учителя напоминали увлекательные беседы, в которых принимал участие весь класс. Особенно оживленно проходил урок арифметики. Тут не было абстрактных чисел и отвлеченных величин, все казалось правдоподобным, привычным, настоящим.

Гнедой жеребец дерется с белым жеребцом, отбивая табун. Мчатся лошади, развеваются хвосты и гривы, мелькают копыта. В табуне белого было столько-то лошадей. Гнедой угнал столько-то лошадей. Сколько лошадей осталось у белого жеребца?

Люди переселяются из зимников в летники. Они угоняют с собой столько-то пегих и столько-то черных коров. Сколько всего? Но по пути три коровы, задрав хвосты, убегают от оводов в лес, пять остаются вылизывать солончаки у озера. Теперь сколько?

— На прекрасном лугу Киэлимэ, отобранном советской властью у богачей и переданном бедноте, — медленно сообщает Никита условие задачи, — Василий Тохорон накосил за день столько-то копен сена, Иван Малый — столько-то, Андрей Бутукай — столько-то. Сколько копен сена накосили они втроем?

Задача тут же подвергается всеобщему обсуждению и незаметно превращается в событие из действительной жизни, очевидцами которого, конечно же, были все ученики.

— Андрей Бутукай столько не накосит, он же старый, — скажет кто-нибудь из ребят. — Ему бы надо сбавить.

— Зато Иван Малый накосит куда больше! — заметит другой. — Можно бы и накинуть ему.

И когда внесены все поправки, класс приступает к решению.

В этом мире овеществленных чисел не обходилось и без драматических происшествий.

Городской купец-частник продал Роману Егорову десять аршин залежалого сатина по рублю за аршин. А Роман Егоров стал сбывать этот товар отсталым людям, до сих пор не вступившим в кооператив, да брал вдвое дороже. Одна женщина купила у него шесть аршин и все приговаривала: «Вот это материя! Куда там кооперативная!» Она сшила себе платье и немедленно отправилась в гости. А в дороге платье расползлось на ней. Сколько ее трудовых денег пропало зря?..

Наконец из города приехал инспектор, еще очень молодой, а потому напускавший на себя излишнюю суровость, бледнолицый человек.

— Вы какого метода придерживаетесь? — строго нахмурив жидкие брови, осведомился инспектор у Никиты, вызвав его в «настоящую» школу, где он остановился у Силиных.

— А что это такое? — простодушно спросил Никита.

Наступило неловкое молчание.

— Он не признает никакой методики, — криво улыбнулся Силин, отворачиваясь от Никиты.

— Как же можно без методики! — ужаснулся инспектор, тараща выпуклые серые глаза. — Учителей без методики не бывает.

— А вот у нас есть…

Инспектор вместе с Силиным побывал на уроке чрезвычайно смущенного и ставшего потому особенно громкоголосым и многословным Никиты. В присутствии начальства он старался спрашивать своих лучших учеников. При этом в его встревоженных лучистых глазах читалась откровенная мольба:

«Ну, дорогие, выручайте…»

Урок прошел сносно, но спустя несколько дней после отъезда инспектора молодого учителя вызвали на заседание улусного исполкома. Заранее ободренный сочувствием Матвеева и Сюбялирова, Никита почувствовал себя в атмосфере родных по духу людей. Он весело оглядел присутствующих и даже несколько вызывающе подался вперед, слушая инспектора, который требовал отстранить Ляглярина от преподавания.

— Не признает никакой методики, никакого плана! — возмущался инспектор. — Активно участвовал в коллективной драке, где одному ученику сломали руку… Обзывает людей бандитами, грозит расправиться с опытными педагогами… Уроки подменяет сплетнями из жизни своего наслега… Да и вообще человек еще весьма малограмотный.