Весенний этюд в кошачьих тонах - [8]

«Ну же?… Ну?…» — умоляли карие вишенки её глаз, наполняясь слезами. Казалось, что из закушенной губы сейчас выступит капелька крови. Как? Оставить всё как есть? Нет, это уже не возможно! Она уже сделала свой первый шаг, за спиной полыхал ярким пламенем мост, и назад пути уже не было! Теперь всё зависело только от него!

Робка осторожно высвободил руку из её влажных от волнения ладошек.

— Я не знаю… — с виноватой улыбкой промямлил он, — мне надо подумать… мне надо понять… — и стремглав бросился вниз по лестнице, боясь оглянуться.

Дома он, не переодеваясь, упал на кровать, уткнулся в подушку и пролежал так, не двигаясь, до самого прихода матери, пытаясь упорядочить взорванные мысли и чувства.

Добрая милая мама. Она пришла, терпеливо повесила на вешалку брошенную мимо стула куртку, поставила на полку обувь, положила на письменный стол ранец. А потом тихонько присела на краешек кровати и, нежно погладив сына по голове, спросила, кушал ли он, сделал ли уроки, и что же всё-таки случилось у него такого, что он не прибежал, как обычно, её встречать, услышав звук ключа в замке.

— Рабочие моменты! — серьёзным голосом произнёс её «маленький Робик».

Мать уже не раз слышала из уст сына подобные взрослые фразы, знала, что дети на тренировках действительно работают, в полном смысле этого слова. Но это опять вызвало у неё улыбку умиления.

— Ну, ты когда придёшь к единственно верному решению, — пошутила она, — сразу приходи на кухню, а то совсем скоро, согласно ре-жи-му, ужинать будет уже поздно. Хорошо?

— Угу, — промычал Робка, а мама, поставив ужин в микроволновку, взяла трубку радиотелефона и, прикрыв за собой дверь в кухню, начала звонить маме его «рабочего момента», переживая, всё ли в порядке у девочки.

Подготовка к «региону» шла полным ходом. Уже были заказаны костюмы, придумана программа, которая безумно нравилась и тренеру и ребятам. У юных талантов появились новые поклонники и даже нашлись спонсоры, готовые оплатить и поездку, и костюмы, и переоборудование школьного танцзала, и даже доставку на конкурс болельщиков и лучшие места в зале для них. В общем, с организационной стороны всё складывалось как нельзя лучше.

Но что-то происходило между самими партнёрами. Сначала всё было как и раньше. Ребята усердно работали, радуя тренера — тот же задор, улыбки, глаза в глаза, живость и проникновенность. Но потом, несмотря на отточенные движения и идеальную слаженность пары, начало постепенно пропадать как раз то, что делало их такими, какими их любили, за что ими восхищались, то, что выделяло их из толпы им подобных. Они стали спорить по «рабочим моментам», горячо отстаивая свое мнение, ссориться по мелочам, пару раз Олечка даже выбегала из зеркального зала вся в слезах. А вскоре Роберт даже схватил за устный ответ первый в своей жизни трояк, когда запнувшись, увидел, что Олечка не следит, как обычно, за его ответом, всегда готовая помочь, а что-то пишет на клочке бумаги, искоса посматривая в сторону. Память сразу «отшибло» начисто, он не смог вымолвить больше ни слова, честно признался, что забыл и, услышав непривычное «Садись, три!», с нескрываемым чувством досады проследовал на своё место.

И вдруг на Робку внезапно начало накатывать то странное чувство, страшное и тревожное, ненавистное и разрушительное, знакомое и уже полузабытое, но всё так же рвущее на куски нежную сущность его ранимой души и почему-то ещё более зловещее и скрежещущее. Стараясь не предаваться панике, он решил во что бы то ни стало, как можно быстрее поговорить с Оленькой. Он уже готов был на всё согласиться и хотел просить её о прощении и дружбе, лишь бы удержать и сохранить то, что ещё вчера казалось таким постоянным и незыблемым, а сейчас неумолимо утекало как песок сквозь пальцы.

Как только прозвенел звонок, Робик, что-то шепнув на ушко девочке, увлёк её за собой в коридор. Найдя место, где никто не мог услышать их разговор, он собрался с духом и выдал на одном дыхании:

— Оля! Я подумал! Прости, что так долго! Я готов с тобой дружить!

Глаза девочки еле уловимо сверкнули и погасли. Она оценивающе окинула его взглядом, манерно подняв головку, и гордо объявила:

— А у меня уже есть друг! Я ждала! Но ты опоздал!

Случилось то, чего сейчас так боялся Робка! Когда? Ведь они всё время были вместе! И на уроках, и на тренировке, и по дороге в школу и домой… «Записка!» — понял он. Кулаки и зубы сжались сами собой! До хруста! До боли! В его серо-зеленых глазах заплясали жёлтые искорки.

— Но, — продолжала Олечка, явно заметив реакцию партнёра на её слова, — ты должен мне пообещать, что не будешь его бить!

«Бить? Да я его сразу убью! Урою гада, как только узнаю, кто это!» — судорожно сжимая челюсти, думал Робка, глаза которого уже горели жёлто-зелёным огнём.

— Слышишь?! — почти крикнула девочка, в упор приблизившись к нему и глядя строго и жёстко, — не смей его бить! Ты ничего ему не сделаешь! Слышишь? — Она схватила его за плечи и тряхнула так сильно, что он сразу пришёл в себя. — Ты мне обещаешь? — уже мягко спросила она, видя, что глаза мальчишки уже приобретают прежний цвет.

— Хорошо! — буркнул он, нервным рывком плеча освобождаясь от её руки.