Весеннее пробуждение - [5]

– Прекрасный день, не правда ли, леди Бэрримор? – невинно спросила Виктория. – Совсем как в «Маленькой рыжей курочке».

Выцветшие глаза пожилой графини недоуменно заморгали.

– Вы не в своем уме, дитя мое, – только и сказала она.

– «Все мы тут не в своем уме. Я не в своем уме… Ты не в своем уме…»

– «Откуда вы знаете, что я не в своем уме?» – обиженно переспросил Кит.

– «Конечно не в своем. Иначе как бы ты тут оказался?» – закончила Виктория цитату из самой любимой книги.

Видимо, леди Бэрримор не читала Льюиса Кэрролла, поскольку покачала головой и направилась прочь, цокая языком.

– Зануда, – захихикала Аннализа.

– Что за манеры, – нахмурился Эдвард. – Моя матушка всегда говорила, что вдова Бэрримор – образец добродетели и мы ее недостойны.

– Прекратите дурачиться! – оборвала их Элейн. – Я хочу знать, зачем мой родной брат совершил настолько… абсурдный поступок. Отец тебя убьет. Он так ждал, когда ты окончишь университет и приступишь к управлению имением.

Викторию поразило, как преобразилась обычно шаловливая кузина – в голубых глазах не было и намека на озорное веселье.

– Возможно, поэтому я и принял такое решение, – пожал плечами Колин. – Стоило лишь представить, сколько лет мне придется разыгрывать из себя примерного помещика и какая скука ждет меня впереди, пока все друзья будут преспокойно продолжать веселиться.

– Черт побери, Колин, в армию идут не за весельем! – воскликнул Себастьян.

Виктория покачала головой:

– Когда ты собираешься рассказать дяде и тете? Потому что я хочу вернуться в Лондон до того, как состоится разговор.

– И меня с собой прихвати, – пробурчала Элейн.

– Вы слишком переживаете, юные леди, – отмахнулся Колин. – Поначалу родители, конечно, поднимут шум, но я не сомневаюсь, что со временем смирятся. Я же не на фронт ухожу.

– Придется, если немцы не остановятся, – проворчал Себастьян.

– Так далеко не зайдет, – пренебрежительно махнула рукой Виктория. – В конце концов, кайзера связывают с королевской семьей родственные узы.

Дворецкий объявил, что ужин подан. Леди и джентльмены разбились по парам в точном соответствии со списком и прошествовали к столу.

Викторию так часто усаживали в пару с Китом, что девушка немало удивилась, когда по дороге к столовой ее перехватила тетя Шарлотта.

– Прости, милочка, но, поскольку Ровена будет ужинать у себя, мне пришлось немного перетасовать порядок мест. Виктория, ты сядешь с Колином. Кит, будь добр, проводи к столу Аннализу.

– Наконец-то мне повезло, – галантно заявил Колин, подавая спутнице руку. – Прошу вас, кузина.

Красиво очерченные брови Кита нахмурились, но молодой человек тут же небрежно передернул плечами:

– На самом деле это мне повезло. Берегись ее языка, старина Колин. Он острый как бритва.

Виктория дождалась, пока тетя Шарлотта перейдет к другим гостям, и показала ему язык. Кит подмигнул, и девушка не смогла удержать улыбку. Все-таки Кит – отличный друг. Если бы он только перестал забивать себе голову этими глупостями с женитьбой.

– Ты и правда думаешь, что им сильно не понравится? – с тревогой спросил Колин, понизив голос.

Виктории не потребовалось переспрашивать, кого имеет в виду кузен.

– Ты же посещал офицерский корпус, пока учился в университете? И они не возражали.

– Каждый юноша из хорошей семьи проходит через офицерский корпус. Так принято. Но это не означает, что родители хотели сделать из меня настоящего офицера.

Девушка попыталась выдавить утешительную улыбку. Пара дождалась своей очереди и вошла в просторную парадную столовую с длинным, сверкающим полировкой столом из красного дерева. На самом деле он состоял из нескольких столов, составленных вместе. По напряженной посадке плеч и головы Виктория видела, что Колина тяготит его секрет. Она вдруг вспомнила, как в детстве он любил разжигать любопытство младшей сестренки. Порой дело доходило до слез.

– Не переживай. Уверена, дядя и тетя разумно отнесутся к твоему решению.

Но хотя девушка постаралась придать голосу убежденности, ни Колин, ни она сама не поверили ободряющим словам.

Глава вторая

Ровена не отрываясь смотрела в мансардное окно своей спальни. Горящие в особняке огни пятнами выплескивались в сад. Должно быть, комитет сумел избежать пытки карточными играми: из бильярдной доносились отголоски неприлично громкого веселья.

Чуть ранее в открытые окна залетала музыка, и чудесные классические мелодии имели мало общего с теми звуками, что издавал сейчас граммофон. Первобытные ритмы рэгтайма наполняли девушку беспокойством, у нее начинало ныть сердце и тянуло в животе. Музыка заставляла вспомнить о часах, проведенных украдкой в лондонской гостинице с мужчиной – с тем, с кем она не могла быть вместе и которого не могла забыть.

И без того теплая комната стала невыносимо душной, а вкрадчивая темнота саммерсетских парков манила прохладой. Ровена накинула легкий пеньюар, затянув ленточку на воротнике, и прошлепала босиком к двери. Убедилась, что горизонт чист, и проворным призраком, с колотящимся сердцем, проскочила полутемный, пустой коридор. Она не чувствовала подобной свободы с тех пор, как в последний раз поднималась в небо на своем аэроплане. Ровена прошмыгнула через зимний сад и в развевающемся пеньюаре побежала по лужайке.