Веселие Руси - [16]

— Дядя Сережа. Извините, конечно, что я перебиваю вас. Но я хочу сказать, что поражаюсь островам и материкам культуры в вашей речи. Вы ж настоящий поэт в душе и виртуоз слова вдобавок, дядя Сережа.

— Да, я поэт. Я год был советником юстиции. Но попрошу меня не пербивать, ты мне уже об этом говорил.

— …Лес. Лес — хвойный, березовый, кедровый и прочего непонятного состава. Лес. Милый лес! Ты, дружок, никогда не болел туберкулезом легких? Вот и не надо. Черт его знает, что за прекрасный лес. Но состав его действительно не совсем понятен. По причине спешки на работу или же домой в семью. Не совсем понятен, потому что с земли все как следует не разглядишь, по причине спешки. Не разглядишь. Да. Разве что в выходной? Не разглядишь. Да.

Но воздух. Ты представляешь, какой может быть там прекрасный воздух, если бетонные сооружения вклиниваются не в тундру и не в степь, а в сплошной зеленый массив, смыкающийся с линией горизонта. И окружаемы им. Эх! Но вот именно этот самый зеленый массив и сыграл драматическую, можно даже сказать, зловещую роль сыграл он в жизни изобретателя — слесаря товарища Вергазова…

— А я опять имею вопрос, дядя Сережа.

— Что такое?

— Как это все с тобой произошло?

— Что «все»?

— Ну вот — твоя жизнь. Как ты оказался здесь?

— Во-первых, я оказался там, где мне и надо быть, а во-вторых, я тебя уже просил, чтобы ты не задавал мне лишних вопросов, потому что это не главное.

— А что главное?

— Не знаю, отвяжись. Я прожил много лет и не знаю. Отвяжись.

— Может, мне слетать еще в магазин?

Дядя Сережа задумался.

— Нет, однако. У нас еще малость есть тут. Да заначка. Мне один клиент четвертинку дал.

— Подарил, значит?

— Спешно подарил. Я понадобился и гроб. Не в пять часов, как по квитанции, а в три. Вот он и дал четвертинку. И пять рублей деньгами. Всем хочется спешить, время — деньги…

— …так вот. Товарищ Вергазов прошел в своей жизни нелегкий путь трудового человека. Он родился в потомственной семье, закончил ФЗУ, отслужил в армии и работал слесарем.

И везде изобретал. Он изобрел тысячи полезных предметов и других мелочей. Он изобретал музыкальные ночные горшки, инкубаторы для воробьев, стулья и велосипеды. А за одно свое замечательное изобретение он даже сидел в сумасшедшем доме. Это были часы в форме пятиконечной звезды, певшие гимны, игравшие, показывавшие время в любом уголке нашей Родины, читавшие цитаты из классиков и говорящие, что будет завтра. Говорящие часы он предлагал поставить в самом высоком месте Союза, где-нибудь на горе, чтобы их всем было видно или хотя бы слышно.

Тысячи изобретений! Вот, например, поднимают цены на коньяк. И что же делают все? Все огорчаются. А Вергазов не такой. Он не будет вам огорчаться или плакать. Он сразу же изобретает выгонку коньяку из болгарского вина «Гамза» в виде чачи, которая потом закапывается в землю на балконе сроком на три года, после чего получается первосортнейший напиток. Правда, у Вергазова он пролежит там значительно больше, чем пять лет. Если только кто-нибудь не догадается выкопать.

— Это почему?

— А вот сейчас услышишь.

И вот этот Вергазов прошел свой трудовой путь и очутился наверху, на тринадцатом этаже, даром что простой слесарь. Грех не позавидовать этому человеку, но надо отметить, что он в своей жизни довольно много страдал.

Ему было еще совсем немного лет и он шел по улице. И нес на себе относительные знаки своего благополучия: дорогой плащ, хорошие штаны и два рубля денег в кармане.

А она шла навстречу. Юная. Женщина куда-то несла свое прекрасное тело, скрытое под платьями, юбками и оборками.

Вергазов посмотрел на женщину, как на существо, и сказал правду:

— Вы очень вкусная.

— Да?! — засмеялась женщина девятнадцати лет. — А вы чем занимаетесь, молодой человек?

— Я слесарь, — сказал Вергазов.

— Да? — женщина надула губки. — А вы не скульптор?

— Я не скульптор по профессии, но если надо, то я могу. Я ваяю в гипсе. Идемте!

И он повел ее на берег к пивной, где стояла изваянная им в гипсе статуя неизвестного оленя.

Потом они были в пивной. В пивной, вечером, где за столиками, тихо переговариваясь под жужжание вентилятора, сидело, пило, ело размножающееся человечество. В этот же день они поженились.

— Тут и начало страданий. Верно?

— Верно. Там же и начались. Когда началась семейная жизнь. Видишь ли, семейная жизнь изобилует такими взлетами и падениями, в которых не разобраться никому, кроме тех, кто спит в одной постели.

А у ней родитель оказался начальник. И он очень не взлюбил Вергазова. А почему — неизвестно. Это даже неправильно, потому что, как я заметил, начальники часто любят принимать в семью рабочих пареньков за крепость их и умение жить в жизни.

Но этот не взлюбил. И все посматривал на Вергазова. И дождался, когда тот поколотил свою жену по имени Люда, поскольку она обкарябала ему длинными ногтями всю рожу. Семья!

Тогда начальник сказал:

— Убирайся отсюда, а не то я тебя сгною в тюрьме, подлец. Ишь ты — распустил кулаки. Я тебя сгною в тюрьме, если ты еще хоть раз мне попадешься на глаза.

Начальник палатки по приему макулатуры от населения.

И несомненно сгноил, если бы Вергазов ему хоть раз еще попался. Но он не попался, так как вышел из дому, оставив записку следующего содержания: