Веселенькая справедливость (Рассказы и повести) - [14]

Начальник управления загсов ввалился в кабинет с продолговатым ящиком, который я принял в руки сам. Сам же в нем и нашел нужную печать, и не успели ни министр, ни начальник управления опомниться, как я уже приложил ее, даже не подышав на резинку, к паспортам жены и своему.

Начальник нервно стал пить мой уже забытый и простывший кофе.

Комедия кончилась.

Надо было уходить, что мы и собирались сделать, к тому же, к нашему счастью, "на поляне" у министра зазвонил какой-то архиважный, может быть даже судьбоносный телефон, и министру тотчас же стало не до нас. Мы этим воспользовались и исчезли. Как потом оказалось, звонил Наташкин отец предупредить беду, но не успел.

Начальник управления загсов нервно записывал что-то куда-то. А мы уже были внизу и, миновав невнимательно козырнувшего нам постового, вышли на улицу.

На улице некто Николай по приказу министра мыл мою машину. Но мне не хотелось ждать окончания этого священного ритуала, поэтому я прекратил его старания.

- Финита ля комедия, - сказал я жене, уже теперь бывшей. - Я отвезу тебя домой, к тебе домой, родная, - подчеркнул я.

- Может быть, поехали напьемся? - вдруг сказала она.

Эта гениальная мысль посещает ее все годы, что мы живем вместе. На этот раз я с ней согласился.

Мы славно посидели в кафе и действительно напились. А когда заиграла музыка, я с удовольствием пригласил ее танцевать и в танце сжимал руками ее гибкое тело. Кажется, я никогда не ощущал ее так близко. У подъезда дома она вдруг сказала:

- Хоть бы ты женился побыстрее.

- Зачем? - удивился я.

- А затем, - сказала она, снова становясь холодной и расчетливой, - что тогда у меня будет не статус бывшей жены, а первой, твоей первой жены, родной.

Мы поднялись в квартиру, и не думайте, пожалуйста, что я тотчас же ушел, приложив ее ручки к своим заплаканным щекам. Я провел с ней волшебную ночь, а под утро, без сожаления и поцелуя, оставил спящее в постели некогда родное тело.

Я быстро оделся, выскочил на лестничную клетку и спустился без лифта во двор, где стояла моя полувымытая у министра юстиции машина, и почудилось мне, что сонная охрана не очень ретиво меня поприветствовала.

Впервые, может быть, в жизни гаденькая мыслишка кольнула меня снизу вверх. Она называлась: "Я потерял статус зятя".

Машина меня, по-моему, понимала, потому что на этот раз без каприза завелась.

Я выехал из двора и въехал в день, наполненный запахами рождающейся весны и делами, которых было великое множество. Такое множество, что сквозь них в мою душу не сумело проскочить никакое щемящее чувство.

А ведь оно уже родилось. Но я не поделился с ним ни с кем и, так и не поделясь, очень себе нравился. Я ведь за годы нашей с Наташкой жизни ни разу не намекнул ей, что видел уголовное дело ее отца, и в нем, да простят мне правду, ни слова о диссидентской деятельности.

Он сидел за кражу...

... Обидно, когда бывший вор влепляет выговор министру юстиции только за то, что тот, повинуясь симпатии, а не долгу, неурочно и скоро сделал его дочь снова незамужней.

ГЛАВА 3. ДЕВЧОНКИ

Много раз я замечал, что одному остаться невозможно. Еще и раньше, не успевал я поругаться с женой, а то и просто приехать на денек в свою холостяцкую квартиру, как тут же, как пчелы на мед, ко мне по делу и не по делу немедленно принимались слетаться разнообразные дамочки.

Откуда только они узнавали, что я вечером дома, - уму непостижимо.

Поэтому, приняв двойную порцию виски, добавив в бокал пепси, лед и начав все это пригублять, я ничуть не удивился, когда в телефоне раздался голос Ксении, старинной моей приятельницы и почти коллеги. Мы работаем в одной области, в разных районах Москвы, и раз примерно в полгода она объясняется мне в любви, и именно сегодня (настроение было сентиментальным) мне почему-то захотелось сделать ей подарок.

На ее осторожное: "Как живешь?" - я позвал ее отужинать, втайне надеясь, что ужин приготовит она сама ( я хоть и делаю это неплохо, но ленюсь), а потом еще и приберет.

Ксения столь же прелестна, сколь и многословна. И, не положив вовремя трубку, я понял, что поспешил с приглашением. Вечерней идиллии с ужином и уборкой не получится: она собиралась прийти не одна, а притащить какую-то свою приятельницу, итальянку. Объяснение ее, почему с нами ужинать будет еще и басурманка, выглядело более чем убого.

- Кроме того, что ты великолепный юрист, - сказала Ксения, явно мне льстя, - ты еще неплохо знаешь современную литературу, и, поскольку Орнелла - филолог, тебе будет интересно с нами обеими. Я, если помнишь, тоже юрист, - добавила она ни к селу ни к городу, потому что забыть о том, что она старший нотариус первой нотариальной конторы и, конечно, юрист, в наше время бесконечной нужды в нотариусах мог только инопланетянин.

Вообще Ксения часто напоминает мне самые очевидные вещи. Она может иногда вот так позвонить и сообщить, что на улице идет дождь. Или вечером, стоя в прихожей в пальто, она может вдруг напомнить мне, что приходившую в гости женщину положено провожать домой или, если уж я по лености нечаянно не хочу этого делать, - предложить остаться ей ночевать...