Весь мир Фрэнка Ли - [34]

Джо, конечно, молодец. Я наклоняю голову, давая ей понять, что принимаю ее предложение, и пододвигаю к ней свой стакан, словно игрок в покер, поднимающий ставку. Потом я беру стакан и делаю глоток. Вкус ужасный. Вообще не понимаю, зачем пить воду, в которой бродили хмель, солод и прочая дрянь.

Взрослые возвращаются к своим разговорам, а мы, лимбийцы, склоняемся над столом.

– Блин, Джо! – говорит Эндрю. – Тебе надо быть актрисой!

Джо невинно хлопает ресницами. Она разрумянилась от выпитого и стала еще красивее.

– Только если мне не придется все время изображать китайскую фарфоровую куклу, – отвечает Джо, расслабив лицо и снова став самой собой. Она улыбается уголком рта.

– Все работает! – восклицает Джон. – А собственно говоря, почему бы всему этому и не работать? Все ведь логично.

– Может, нам всем надо начать встречаться понарошку? – предлагает Элла. – Джон, будешь понарошку моим парнем?

– Зачем? Кто тебе на самом деле нравится? – спрашивает Джон.

– Сначала ты на мой вопрос ответь, – говорит она.

– Зачетно отбилась.

Мы с Джо переглядываемся, вопросительно подняв брови. Они что, флиртуют? Я машу руками, чтобы привлечь внимание лимбийцев.

– Послушайте, не хочу повторяться, но надо расставить все точки над «и». Пообещайте, что вы…

Рядом с нашим «детским» столом появляется моя мама:

– Вы все хорошо веселиться?

При этом ее внимательный взгляд мечется между мной и Джо в ритме ча-ча-ча. Мне нужно, чтобы мама поскорее отошла, и поэтому я говорю:

– Дайте слово.

– Как это – дать слово? – Мама понимает все буквально.

Джо внимательно смотрит на меня. Она все поняла.

– У нас происходит акт коммуникации, включающий всех собравшихся здесь.

– Что? – переспрашивает мама, чуть отклонившись назад.

Сленг нас выручает. Мы с Ханной часто разговаривали на нем, и я знаю, что и остальные лимбийцы пользуются им. Если тебе надо скрыть от мамы с папой суть деликатного разговора, то надо перейти на калифорнийский подростковый сленг. Он прячет смысл на виду у всех.

Мы с Ханной вообще много чего делали. Но она уехала, и вот теперь полюбуйтесь на меня – я властелин вселенной моих родителей. С точки зрения мамы с папой, я идеальный сын, хотя хитростью добился их расположения. А Ханна сейчас живет в ссылке. Как же это все‐таки называется? Комплекс вины выжившего?

Я поворачиваюсь к лимбийцам:

– Пока мы все не раздулись от этой жрачки, мне нужно, чтобы все члены команды устно подтвердили готовность хранить нашу тайну. Никаких постов в топе. Въезжаете?

Мама с непонимающим видом переводит взгляд с одного человека на другого.

– Конечно, въезжаем, бро, – отвечает Эндрю.

– Без вопросов, – добавляет Элла.

– Пасиб! Для нас это важно, – говорит Джо. – Хештег «пасиб».

– Что такое «пасиб»? – Мама хмурит лоб и уходит.

Нас оставили в покое.

– Хештег, на сто проц живем только раз, листай вправо! – говорит Джон.

Он сленга вообще не знает.

Мы все смотрим на него, пока он не понимает, что ему лучше помолчать. Эндрю протягивает руки и кладет ладони нам с Джо на плечи.

– Мы даем слово. Вы просто безумцы!

– Разве? – спрашивает Элла. – Мы просто хотим любить тех, кого любим.

Слова Эллы заставляют всех за нашим столом замолчать. Я задумался. И остальные тоже, ведь у всех нас глубоко в сердце есть свои секреты. И даже не важно, какие они. Гораздо важнее то, что они есть и их много. Мы сидим и молча киваем, обдумывая сказанное.

Мы просто хотим любить тех, кого любим.

Глава 13 Спасибо, Булит

На следующий день я звоню маме в Магазин и спрашиваю, не хочет ли она, ну, знаете, устроить небольшое барбекю в субботу. Даже не сказав «да», мама тут же переходит к практическим вопросам: ей надо будет пораньше уехать из Магазина, чтобы купить мяса, потом накануне вечером лечь попозже, чтобы успеть его замариновать и подготовить остальную еду, попросить папу почистить гриль и так далее. Она настолько увлеклась перечислением всего того, что нужно сделать, что буквально на полуслове кладет трубку.

Она ведет себя так, словно барбекю – это куча проблем. Но на самом деле мама рада тому, что к нам придут мои друзья. Она знает, что: 1) они не будут судить ее строго; 2) они американские подростки и потому обязательно будут хвалить еду; 3) она может открыто гордиться своими кулинарными способностями, а не принижать их, как это нужно делать с гостями-корейцами.

Я на мгновение задумываюсь, а потом начинаю набирать сообщение в телефоне.

«Привет! – пишу я. – У меня будет барбекю, но тебя я специально не приглашаю, потому что там будет объект». – «Ага, – пишет Джо, – объект». – «Просто хотел, чтобы ты узнала об этом от меня, а не от кого‐нибудь другого». – «Принято. Вас понял, – отвечает она. – Конец связи».

Наступает суббота. Я просыпаюсь позднее, чем обычно, – около полудня. Спускаюсь вниз на кухню, ищу хлопья и молоко. Открываю холодильник и вижу огромную миску с мясом в маринаде.

Брит начинает забрасывать меня сообщениями: «В 5 часов, верно? Да?», «Что мне надеть?», «Уверен, что мне не нужно принести к столу десерт или еще что‐нибудь?». Каждое сообщение бьет по моему тяжелому, глупому черепу, словно камень, выпущенный из пращи каким‐нибудь маленьким волшебным чертенком, которого я никак не могу прогнать. Мои нервы на пределе. Рискуешь, Фрэнкли.