Вертоградари над лозами - [9]

В великом воздвигает споре

Единственный всемирный трон

Музыка

– На отцов забытые нивы

С горных и вольных пастбищ

Как буйный ветр (потекли вы)

В печали уснувших кладбищ,

И ваши гимны звенели, '

Создавая и множа укоры;

Вы отринули цепи и пели,

Завоевывая просторы, –

(Но горней душе в долине

Печали мир уготовил), –

Ваш голос в чуждой пустыне

Родные льды славословил, –

  Это – радость, – это – нега ли

  Иль времен златистый дым? –

  Ручки маленькие бегали

  Вдоль по клавишам крутым!

– На морском берегу опустелом

Ходил он – юн и печален;

А в небе высоком и белом

Облака, – города развалин,

И он создавал их и множил,

Но сердце смеялось и билось

И дух его пленный ожил,

И родная земля – раскрылась,

И послал он (волну за волною)

Своей бунтующей скорби –

И ветер нес их с собою

В своей хранительной торбе. –

  От таинственного бега ли

  Отдыхаешь, сном палим?

  Ручки маленькие бегали

  Вдоль по клавишам крутым…

Eine alte geschichte

Несутся просторы и годы

Блестящею чередой

И сны желанной свободы

Проходят тенью ночной.

И те же улыбки природы

Живут над нашей мечтой.

  И есть где то легкое сердце,

  Которое никого не любит

  И не помнит меня.

  (Милое сердце,

  Которое всех любит

  И помнит меня!)

И я в гульливом потоке,

Я чей то жалобный вздох,

Веселый и одинокий

Держусь за тоненький мох.

Несусь в океан глубокий

И путь мой уже пересох.

  И зачем ты здесь, легкое сердце

  Ведь ты никого не любишь

  И не помнишь меня…

  (Только ты, милое сердце, –

  Ведь ты всех любишь

  И помнишь меня!)

Гостья

Дай мне погибнуть от отчаянья!

(Т. Гофман)

Эта гостья была вся в черном,

Ей не о чем было мечтать;

И они говорили о смерти

И о сладости умирать.

И когда она уходила,

Он тихо напомнил ей

О том, что бедное сердце

Устало от быстрых дней.

И тогда она улыбнулась

И в ответ шепнула ему,

И слова ее пронизали

Бесцветную тьму.

И когда он вкладывал в браунинг

Золотой, блестящий патрон,

Он хотел потом к ней явиться

И сказать, что счастлив он

Горе

Я предаюсь опять покою

И сердцу говорю: – Забудь! –

Почудится стук за стеною:

– Войди, садись и гостем будь.

Но тишина спокойно дремлет

Усталая и я один

И лишь портрет тоскливый внемлет

Как тянется холодный сплин.

Но ночь входящая затворит

Заботливо и тихо дверь

И я забыт в гробнице горя

Твержу обманное: – Не верь!

Но сердце знает безнадежно

Как равнодушна тишина

Как тихо и легко, и нежно

Душа к тоске пригвождена

Валерию Брюсову

Когда душою угнетенною

Владеет сон людских речей,

Какою песнью благовонною

Тебя приветить мне милей!

Но в зала прелести размерные

Ты появляешься – ничей

В неуследимые, неверные

Мельканья взоров и огней.

И остро резок лоб морщинистый

Скулы безумный поворот: –

И ты уже над влагой тинистой

Над зыбями запевших вод. –

Сжимают четко руки тонкие

Здесь летопись судьбы твоей;

О, эти строки медвозвонкие,

Рыданья родины моей!

И – после тяготы томительной,

И переменчивых сует –

Своею влагою целительной

Ты указуешь грани бед.

И голос предостерегающий,

Прельстительные вызвав сны,

Встает как призрак быстротающий

Неизреченной тишины

Музыка и поэзия

Э. К. Метнеру

I

Da la inusique avant toute chose…

Спокойным и коротким жестом,

Простясь с холодным жизни сном,

Он взмахивает над оркестром

Своим пылающим жезлом.

Как птиц испуганная стая,

На мерный отвечая зов, –

Как неожиданная стая,

Как стая быстрокрылых сов;

– К садам шумящим Ханаана,

В богоуказанный предел! –

Непостижимого тумана

Расторгнуть гибельный раздел!

На кручах огневеет посох,

Парит восторженный тимпан:

Почий в ее безумных косах,

Недостижимый Ханаан!

…Спокойным и холодным жестом,

Простясь с мгновенным жизни сном

Застыл над замершим оркестром

Он с амарантовым жезлом

II

De la Poesie apres toute chose…

Сей – немятежный, обычайный

В своем походном сюртуке:

И неописанная тайна

Опять в измученной руке.

На солнца мертвенные нивы

Покинув жизни жемчуга,

Ты видел, милый, горделивый,

Те – совершенные снега!

Довольно! жизни багряница

Копьем суда поражена,

Его победная десница

Над ней как тень вознесена.

Орел! ты нежными словами

Свой изукрасил дымный крест;

Твое зализывает пламя

До серебристых кротких звезд;

Прости желанная свобода,

Иной нам блещет огнецвет:

Улыбкой страстною природа

Тебя приветствует. Поэт, –

Нам лишь тебя хвалить прилично,

Когда престанем землю влечь

Лишь ты навеки гармонична,

Поэта медленная речь

К портрету Ф. И. Тютчева

Горделивый и свободный,

Чудно пьянствует поэт!

(Н. Языков)

Вы, древле пламенные мифы

Души светили горний снег!

На склоне италийских нег,

Каких не ведали калифы,

Возрос и в ясный прянул день

Такой напев высокопарный!

В небес громаде лучезарной

Ты, дням ревнующая тень,

Ширяясь и над нами нынче

В лучах стареющих зениц –

И под оплотами границ

Как искусительный да Винчи; –

Подъяв неведомый венец,

Ты бросила в истомы света:

Непокоренного поэта

Неизгладимый образец

Бегство

Кляни свой меч, оратай – плуг,

Кисть и цевницы отзвук вялый;

Но близок неизменный друг, –

Мужайся, путник запоздалый;

Над Пушкиным летят века,

Летят – погибнуть в бездне цельной:

Так опечалена строка,

Так близок холод запредельный!

И жизни тусклые черты,

И миг жестокий упований –

Пойми, прости – и ты, и ты,

Любимец призрачных скитаний.

Вновь от зеленых, влажных пущ.

Бросая шумный лес весенний –

Гудящий пронесется хрущ

В дремот лепечущие сени.

Летят, летят, – поют века