Вершители наших судеб. Трилогия измен - [21]

Массам не под силу ориентироваться в спиралях общественных перверсий. Их дезориентируют и обманывают СМИ, ТВ, печать. И на фоне идеологических извращений люди отвернулись от марксизма. А его, однако, следовало развить далее и вглубь, тем более что истина была на виду, ломилась во все двери и требовала новых определений…

Так в предвоенном 1940-м и, послевоенном, 1950 годах в стране было зарегистрировано соответственно 526 и 555 тыс. человек рационализаторов и изобретателей. Т. е. почти равно! А в 1955 – уже 1139 тыс., в 1965–2935 тыс., в 1975–4336 тыс., а к середине 80-х, т. е. к выходу Горбачева в верхи – почти 14 млн. чел./данные ЦС ВОИР/. Такого не было ни в одной стране.

Кто же такие рационализаторы и изобретатели? Это люди, которые совершенствуют старые и творят новые орудия труда, более эффективные. Так вот, репрессии массам показали, а новую движущую силу – скрыли. А люди эти уникальны.

Человек Подлинный исторически возник не как homo-sapiens, а как homo-creative. Камень и палка по отдельности – это не орудия. Их не носят с собой. А вот когда они в увязке и на плече, это именно орудие защиты, нападения, труда. Его берегут, ремонтируют, шлифуют, кладут под голову. Мы выжили и размножились благодаря творящему гоминиду. Именно от таких творцов начался первобытный коммунизм, объединивший предков в стада, а затем стада – в племена, нации, народы. С них же, по вступлении в социализм, начинается движение общества к новому, коммунистически цивилизованному миропорядку.

До сих пор орудийное творчество на протяжении веков было забавой. Много было рождено уникальных творений. А люди, их создавшие, ушли в безвестность. Советское государство, наше бывшее, впервые обратило на них свое внимание, и была разработана нормативная база премиального поощрения за техническое творчество. Теперь и этого мало, очень мало.

Надо ввести повсеместно в общественном секторе производства постоянное дополнительное отчисление от экономического эффекта автору предложения, постоянное до тех пор, пока идея приносит доход. Не премия, как при социализме, подталкивающая новаторов к количественной подаче идей; не патент или гонорар, как при капитализме, позволяющие выйти на элитарный статус самообеспеченности, а именно постоянное частичное отчисление автору предложения, пока оно кормит общество своим положительным достижением.

Это повысит заинтересованность новаторов в подаче возможно меньшего количества, но более эффективных идей. Потом им надо будет разрешить свободное посещение своего предприятия, свободную кооперацию с другими авторами в других предприятиях и районах страны. Постепенно работник в свободном общении и труде будет зарабатывать неизмеримо больше, чем сейчас при жесткой регламентации прав и обязанностей в границах цеха и предприятия.

При колоссальном росте производительности труда в будущем возникнет проблема избыточности кадров на предприятиях и населения в стране. Тогда рабочий день на предприятиях с увеличением их численности постепенно будет сокращаться с 8-ми до 6-ти, а затем до 4-3-2 часов, с последующим сокращением и количества рабочих дней в неделю. А это увеличение свободного времени для всех работающих граждан будет создавать предпосылки и условия к их поискам, пробам и личному развитию в различных отраслях и видах творчества.

Произойдет подлинное рождение человечества с гармонизацией взаимоотношений внутри него. Это создаст в последующем предпосылки к заселению подходящих пространств в космосе, и люди перестанут бояться перенаселенности планеты и борьбы за ресурсы, нагнетаемой капиталом.

«Производительность труда /по Ленину/ – самое важное, самое главное для победы нового общественного строя». И рационализаторы, и изобретатели воочию показывают полную возможность обеспеченного счастья для человечества. Без распрей за блага, без войн за территории.

«ЗА ПОДЛИННУЮ ГЛАСНОСТЬ»

«НАИБОЛЬШЕЕ замешательство и тревогу, – писали Горбачеву 10-ть рассерженных мужчин, – вызывает, наверное, новая советская политика «гласности», открытости и «культурной оттепели». Гласность, по существу, – добавляли они, – предполагает определенную публичную дискуссию, в которой каждый может участвовать и не бояться преследований, независимо от выражаемых взглядов». По оценке представившихся писателей, справедливость их требований сводилась более к «свободному доступу к копировальной технике», чем к самой гласности.

В гласность писатели не верили. И потому маленькая проблема демократии была превращена в проблему большой исторической значимости, закончившейся пуском советской страны под откос истории. Но вина в этом больше не просителей, а правителей, боящихся уступить хоть какую-то мелочь из опасений потерять свое руководящее «эго».

Если бы подвизавшиеся в советское время борцы за демократию хорошо знали марксизм, им не понадобилось бы крушить памятники и требовать выселения Ленина из Мавзолея. Как показала практика, люди, идущие во власть на волне подогретого ими народа, более хотят выглядеть борцами за правду и справедливость, чем на самом деле быть ими.

В действительности идти следовало не от показных желаний, а от науки. Не изобличать Сталина в массовости репрессий, в которых повинна была значительная доля политически ангажированного населения, а воспроизвести в точности марксистско-ленинскую программу строительства бесклассового общества, от которой Сталин отрекся ради своей несменяемости. После пережитого народом сторонники гласности наделали не меньше ошибок, чем узурпация власти Сталиным. Они развязали Ельцину руки, и Ельцин расстрелял народную власть.