Вершинные люди - [51]

— С чем он? — уточнила я у официантки.

— С макаронами.

— Годится, — обрадовалась я.

Мы сидели в просторном обветшалом зале, с мухами и выцветшими обоями на стенах, в каком-то захудалом, деревенского вида районном центре, и знали только то, что здесь родился Николай Островский, написавший роман «Как закалялась сталь». А вокруг опускалась ночь, стояла тревожная тишина с незнакомыми запахами. Иногда до нас долетали обрывки чужой речи — ведь западные украинцы говорят на польско-галицийском суржике, называемом украинским языком, а не на наречии запорожских казаков и не на литературном украинском, тем более не на русском языке.

— Наш казацкий язык всячески изживают, а ведь он воистину прекрасен — просто песня, — говорила я мужу, вертя головой по сторонам. — Достаточно вспомнить роман «Богдан Хмельницкий» Старицкого. Совсем не то этот польско-галицийский говор. Не зря Николай Островский писал на русском языке.

— Да, — сказал невпопад Юра, видимо, думая о своем, — Василий Лановой гениально сделал роль Павки Корчагина. Так убедительно сыграл, как никто другой бы не смог. В его исполнении преданность идее заражает.

— Этому немало способствует его внешность — мужественная и красивая.

— Актер должен быть красивым, — сказал Юра.

— Эх, помню я школьные сочинения по образу Павки…

— Великие слова написал Николай Алексеевич: «Самое дорогое у человека — это жизнь. Она дается ему один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы…» — Юра произнес эти слова так проникновенно, что я поняла — он сейчас впитал их всей душой, словно заново выстрадал сам, ибо они касались нашей ситуации. Они помогали Юре собраться с силами и мужественно пережить предстоящий период, к которому он не готовился, которого не ждал…

Мы тогда, конечно, не могли предполагать, что где-то в высоких киношных сферах тоже ведутся подобные разговоры. И через пять лет, в 1975 году, они выльются в создание новой экранизации знаменитого романа с совсем другим Павкой Корчагиным. Обаятельным и мягким внешне, необыкновенно притягательным, улыбчивым, но не менее твердым по характеру, сыграет любимого героя нашей юности Владимир Конкин.

— А мне само произведение нравится, — продолжала болтать я, втягивая мужа в дальнейший разговор. — Сколько сочинений я по нему написала! Просто так, на всякий случай. И знаешь, мне кажется, что преданность идее — это что-то абстрактное. Ну что это такое? С чем его сравнить?

— Как с чем? Сравнивать можно с героизмом или трусостью, с верностью и предательством — только цвета тут разные получаются.

— Я бы сказала, что эта книга учит и другим простым вещам, таким как верность долгу. Понимаешь, свое дело всегда надо делать в полную силу и не забывать, что на тебя смотрят люди.

Нам принесли ужин и мы, за целый день оголодавшие, склонились над тарелками.

— Ты чего не ешь? — спросил Юра, заметив, что я вместо махания ложкой что-то вылавливаю из тарелки.

— Странный привкус, — сказала я, плохо скрывая гримасу отвращения.

— Что ты там рассматриваешь?

— Какая-то скользкая гадость в супе плавает, — в этот момент мне удалось подцепить кусочек, который долго уклонялся от ложки. Я взяла его в рот, разжевала и тут же залилась смехом: — Ой, какое варварство — так впрямую все воспринимать! Ой, не могу!

К нам подошла официантка.

— Что-то не так? — спросила она.

— Скажите, а что — вы и молочный суп заправляете жареным луком?

— Конечно, — официантка посмотрела на меня как на инопланетянку или по крайней мере как на очень невежественную особу и резонно изрекла: — Это же суп.

— А, ну да, тогда все в прядке, — улыбнулась ей я. — Спасибо.

— Я ничего не понял, — сказал Юра, когда я наконец взялась за суп.

— Эти люди считают, что коль блюдо называется супом, то его непременно нужно заправлять жареным луком. Даже если оно сварено на молоке. Просто я не ожидала этого.

Юра посмотрел на меня со странной смесью неверия и растерянности, но потом любезно улыбнулся — все-таки мне надо было это съесть, чтобы восстановить силы.

Утром мы были уже в Изяславе — тихий, больше похожий на село, в повсеместных рощицах городок, довольно ровный, лежащий словно на холмистой ладони. Деревья росли не только традиционно вдоль улиц и подворий, а везде куда ни глянь — то у реки несколько осокорей бросали тень на пологий берег, то мостик густо прикрывали липы и осины, то по бокам роскошной ложбины, раздвигающей постройки по сторонам, виднелись одинокие дубы, словно то были радостно бегущие люди, то вязы стояли группкой неподалеку от жилья, и под ними сразу же возникла скамейка. Больше всего, однако, поражала его просторность — площади перед каждым административным зданием, очень широкие улицы и вместительные людские подворья. У нас землицу использовали экономнее, оставляя под грядки и пашню. А тут явно жили с размахом, с наслаждением, как живут те, кто не особо радеет о достатке, имея его от царя или об бога.

Нашли часть, пришли на КПП и представились дежурному, спросили, можно ли поговорить с командиром.

— Вы по какому вопросу? — довольно приветливо, но официально спросил он.