Вершина Столетова - [42]

Шрифт
Интервал

Неловко чувствовал себя и Андрианов.

— Зачем же так-то, Дмитрий Павлыч? — спросил он Оданца.

— Считаете, я не прав? Считаете, ремонт опять надо растянуть до самой весны? И получать нахлобучки и выговоры на бюро райкома и от областного управления?

Андрианова, практика, не имеющего и среднетехнического образования, райком в свое время предупредил: теперь в технику сам лезь поменьше, предоставь свободу действий новому инженеру — человек и с образованием, и с большим заводским опытом. И он не знал сейчас, что ответить, как повести себя с инженером.

Дать тракторы колхозам и затянуть ремонт, который впервые за много лет начался так организованно и хорошо? Правильно ли это будет? Но и соглашаться с инженером тоже не хотелось. Прав или не прав Гаранин, но этот спор разбудил в людях то горение, тот огонек, которого Оданец не видит и который своим неосторожным начальническим окриком может загасить совсем.

— Ты не сердись, Илья, — видимо, понимая все-таки, что переборщил, сказал после паузы Оданец. — Погорячился я немного.

— А чего мне сердиться? — сдержанно ответил Гаранин. — Ты не со мной, с ними объясняйся. А объясниться, Дмитрий Павлович, так или иначе придется. Соберем-ка мы завтра партийное собрание и послушаем, как ты там всякие начальнические команды и установки давать будешь.

Оданец встревоженно посмотрел на Гаранина:

— Завтра? Нет… Завтра я уезжаю в город. Давай отложим… А может, и вообще не стоит? Все-таки вопрос не политический, а чисто технический.

— Так думаешь? Зря. — Гаранин говорил по-прежнему ровно, но уже постепенно переходил в наступление. — Может, не собрание отложим, а ты — свою поездку?

— Нет. Мы и с Алексеем Ивановичем уже условились.

Андрианов утвердительно кивнул и, видя, что Гаранин все еще не хочет уступить, положил ладонь на его руку с зажатой трубкой, как бы говоря: «Запал, Илья Михайлович, побереги до собрания, а раньше времени по пустякам не растрачивай». Гаранин понял этот жест и в конце концов согласился провести собрание после возвращения инженера.

4

Утро было сумрачное, мглистое, но потом показалось солнце, и, хотя светило оно еще по-зимнему неярко и косые, бьющие вскользь лучи его давали мало тепла, все кругом просияло, вспыхнуло белым, режущим глаз огнем. Покрытые инеем березы заискрились, засверкали, словно сами солнечные лучи, пробиваясь сквозь их кружевные ветви, дробились на мельчайшие части и застревали там. Синеватый сумрак утра попрятался в тень строений и заборов, еще резче подчеркнув сияющую белизну сугробов.

Илья посмотрел вокруг, прищуривая глаза от избытка света, отер вспотевший лоб и снова взялся за колун. Ощущая в руках его живую, рвущуюся из рук тяжесть, он широко размахивал им и со всей силой обрушивал на березовые, разлетавшиеся с сухим морозным треском кругляши. Гора поленьев росла, ширилась, оползая к ногам, к полуотворенной двери сарая, заваливая проход.

Солнце подымалось все выше, укорачивая, сжимая синеватую тень от сарая. А Илья все махал и махал колуном, то распрямляясь во весь рост, то резко сгибаясь и придыхая на ударе. Со звоном отлетали поленья, шумно шелестела береста, пахло сырым деревом, горьковатым запахом леса. Илья не чувствовал усталости, веселая хмельная сила играла в его проснувшихся мускулах и искала выхода. Р-раз! Раз! Раз!

— Да вы что, Илья Михайлович? Сдельно или поденно взялись?

Илья выпрямился.

По тропинке к сараю шла Ольга в накинутом на голову пуховом платке, в шубейке нараспашку.

— Как же я теперь в сарай-то попаду? — спросила она. — Хватит, хватит! Просили побаловаться, а сами вон что натворили. Теперь мне на полдня убирать.

Илья улыбался. Понимала ли Ольга, что он совсем не устал, что ему доставляет такое же удовольствие тратить большой и ненужный запас силы, с каким застоявшийся рысак делает небольшую пробежку?

Кое-как Ольга все же пробралась в сарай. Илья кидал ей туда поленья, а она укладывала. Но и эта работа кончилась, как показалось Илье, очень быстро.

— А теперь пойдемте чай пить, — закрывая сарай, сказала Ольга и улыбнулась. — Вы его определенно заработали.

Илья уже готов был согласиться, как вдруг ему пришло в голову, что если он пойдет, то получится и в самом деле какая-то поденщина: поработал — пообедал, попил чайку… И к недоуменному удивлению Ольги, он отказался, сославшись на дела.

— Сегодня же воскресенье, — напомнила Ольга.

«И зачем только надо врать?» — спросил себя Илья, но было уже поздно, и ничего не оставалось, как попрощаться.

Он вышел за калитку и медленно, нехотя поплелся в контору МТС.

«Глупо, конечно. Выдумал какую-то чертовщину. Зачем?..»

Но он еще не успел остыть от работы, и то безмятежно-радостное настроение, которое только что владело им, мало-помалу вернулось.

В конторе делать, конечно, нечего. Разве что взять книгу из стола, вчера забыл.

Илья открыл дверь своего кабинета, прошел за стол, выдвинул ящик.

Книга лежала поверх протокола вчерашнего собрания. Из-под нижнего обреза видны последние строчки решения, и Илья с удовольствием перечитал их.

Облокотившись на стол, он закрыл на минуту глаза, и перед ним картина за картиной встало все собрание.


Еще от автора Семён Иванович Шуртаков
Несмолкаемая песня [Рассказы и повести]

Произведения известного русского прозаика Семена Шуртакова, вошедшие в настоящий сборник, посвящены нашим современникам.Герои рассказов люди колхозной деревни. Повесть «Возвратная любовь» проникнута раздумьями об отношении к духовному наследию прошлого. Светлый поэтический мир детства встает перед читателями со страниц повести «Где ночует солнышко».


Одолень-трава

Переиздание романа Семена Ивановича Шуртакова, удостоенного Государственной премии РСФСР имени М. Горького. Герои романа — наши современники. Их нравственные искания, обретения и потери, их размышления об исторической памяти народа и его национальных истоках, о духовном наследии прошлого и неразрывной связи времен составляют сюжетную и идейную основу произведения.


Рекомендуем почитать
Шутиха-Машутиха

Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.


Должностные лица

На примере работы одного промышленного предприятия автор исследует такие негативные явления, как рвачество, приписки, стяжательство. В романе выставляются напоказ, высмеиваются и развенчиваются жизненные принципы и циничная философия разного рода деляг, должностных лиц, которые возвели злоупотребления в отлаженную систему личного обогащения за счет государства. В подходе к некоторым из вопросов, затронутых в романе, позиция автора представляется редакции спорной.


У красных ворот

Сюжет книги составляет история любви двух молодых людей, но при этом ставятся серьезные нравственные проблемы. В частности, автор показывает, как в нашей жизни духовное начало в человеке главенствует над его эгоистическими, узко материальными интересами.


Две матери

Его арестовали, судили и за участие в военной организации большевиков приговорили к восьми годам каторжных работ в Сибири. На юге России у него осталась любимая и любящая жена. В Нерчинске другая женщина заняла ее место… Рассказ впервые был опубликован в № 3 журнала «Сибирские огни» за 1922 г.


Горе

Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.


Королевский краб

Прозаика Вадима Чернова хорошо знают на Ставрополье, где вышло уже несколько его книг. В новый его сборник включены две повести, в которых автор правдиво рассказал о моряках-краболовах.