Вероника желает воскреснуть - [9]
У каждого актера есть своя «фишка», своя особенность, фирменный отличительный знак. У Вероники таким знаком стала легкость. Она играла легко и естественно, и, кроме этого, с ней легко было работать. С вменяемыми и исполнительными людьми вообще легко работать. Вероника старалась не создавать никому проблем. Мудрое качество, ведь создавая проблемы кому-то, мы в первую очередь создаем их самим себе. Имея далеко не самый покладистый характер, Вероника тем не менее держала себя в руках и старалась идти на компромиссы.
– С Алецкой приятно работать, – говорили режиссеры. – У нее крышу никогда не сносит.
В личной жизни Вероника была далеко не столь покладиста. Работа – это одно, а личное – совсем другое. Режиссеру можно простить многое, а если столько прощать спутнику жизни, то зачем он нужен? Лучше другого поискать, тем более что недостатка в кандидатах не было. Однажды почти сложилось, то есть это Веронике показалось, что сложилось, а на самом деле совсем не сложилось, потому что любимый (да еще как любимый!) человек оказался таким нехорошим, что и слова подходящего для характеристики в русском языке не найти. В цензурных его пределах, во всяком случае. Узнав, что Вероника беременна (случайность, но, может, и не случайность, а намек свыше – пора бы уже), он взял ее в такой оборот, так затерроризировал, так запугал, что она сделала аборт. Решающим доводом стал рассказ о множестве генетических дефектов, унаследованных любимым вместе с орлиным профилем и фамилией от предков-аристократов. «Нормального ребенка от меня все равно не родишь», – сказал он как припечатал. Ну и еще много чего наговорил, язык у него был хорошо подвешен, и уязвимые места Вероники он изучить успел, времени было достаточно. На Веронику от всего этого, главным образом от сознания того, что ее, оказывается, нисколечко не любят, накатила такая беспросветная тоска, даже не тоска, а ужас какой-то, что ей в какой-то момент стало все равно. Безразличие ко всему – это самое страшное из того, что может случиться с человеком. В подобном состоянии можно сделать то, о чем придется жалеть всю оставшуюся жизнь. «Пусть это никогда больше не повторится!» – взмолилась Вероника за секунду до того, как подействовал наркоз. Мольба была услышана, но неверно понята. Вероника имела в виду предательство, а получила осложнения с «почти стопроцентной», как выражались врачи, перспективой бесплодия.
На фоне пережитого былые мытарства стерлись в памяти, словно и не было их никогда. Автомобильный завод? Деревообрабатывающий комбинат? Гулянка в общежитии? С кем это было? Среди множества полезных качеств, которыми обладала Вероника, было умение быстро забывать плохое. Впрочем, не все, потому что самое плохое намертво врастает в душу, и не до конца. При случае Вероника могла выхватить швабру у не слишком старательной домработницы и устроить мастер-класс по уборке помещений. Опять же любая актриса должна знать простую народную жизнь, чтобы правильно воплощать образы. А то ведь просто смешно, когда на экране девушка из народа неотжатой тряпкой полы трет. Все должно быть достоверно. Готовясь к роли Маши в сериале «Летопись счастья», Вероника научилась доить корову и освоила такой девайс, как самопрялка. В роль надо вживаться, ею жить, тогда и результат будет соответствующий. С каждого спрашивается по способностям и воздается по заслугам.
Года до девяносто пятого Вероника соглашалась на любую предложенную ей роль. Потом приглашений стало так много, что пришлось выбирать то, что больше по душе, или то, что выгоднее. Многие актеры выбирали между кино и театром, совсем уходя со сцены, но Вероника так поступить не могла. Она дорожила театром, как возможностью прямого живого контакта со зрителями. Одно дело – аплодисменты по окончании премьерного показа и совсем другое – аплодисменты по окончании спектакля. Кино берет своей массовостью, но того уровня душевности, что есть в театре, в кино не будет никогда. Для Вероники было очень важно играть и наблюдать реакцию зала. Эмоциональная подпитка, вечное самоутверждение в профессии, ощущение единства с теми, для кого ты играешь, целостность действия, в конце концов. На сцене пьеса, действие отыгрываются от начала до конца и каждый раз по-новому. В кино же нет никакой целостности. Снимаются отдельные эпизоды, и потом уже из них монтируется фильм. В кино нет ощущения того, что ты выходишь и проживаешь жизнь своей героини, только потом, когда смотришь готовый фильм, можно ощутить нечто отдаленно схожее, да и то не всегда. В общем, кино – это кино, а театр – это театр, и этим все сказано.
К тому же Вероника была осторожной и в какой-то мере суеверной, поэтому не любила складывать все яйца в одну корзину. Уйдешь «с головой» в кино, а вдруг перестанут снимать и никаких «запасных аэродромов» не будет? Нет, лучше совмещать сцену со съемочной площадкой. Разумеется, если бы в театре Веронике доставались роли второго или третьего плана, то она бы без сожаления рассталась со сценой. Но роли были одна другой лучше, Вероника считалась если не «примой», то, во всяком случае, одной из ведущих актрис. Как говорил главный режиссер Майк Азаров: «На Алецкую зритель ходит». А еще бы ему не ходить, зрителю-то!
«В человеке должно быть все прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли», – писал Чехов. Антону Павловичу простительно заблуждаться, потому что он, хоть и был врачом, но терапевтом, а не пластическим хирургом. Будь он пластическим хирургом, то написал бы, что в человеке все должно быть прекрасно, и в первую очередь нос. Даже самые красивые глаза и пухлые губы может испортить нос «картошкой». А тонкий изящный носик, напротив, может с легкостью преобразить самое скучное лицо. Вот почему ринопластика так востребована среди пациентов.
Александр Берг приезжает в Петербург не по душевному капризу – по служебной надобности: решить вопрос, от которого зависит не только жизнь, но, что важнее, честь хирурга. Так случилось, что он оказался вовлеченным в подпольную операцию. И в тот момент, когда Александру кажется, что весь мир против него, ему встречается девушка, от одного взгляда которой не только развеиваются страхи – тают льды, сходятся берега. Да, она похожа на Снежную королеву, но глаза ее теплые, с веселыми искорками, и имя у нее как у самого жаркого летнего месяца – Августа…
Александр обнаруживает, что пропала его хорошая знакомая – Ева. Съехала с квартиры, не оставив даже записки. Он очень удивлен и взволнован – выясняется, что никто о ней ничего не знает, даже родители, которые, впрочем, и знать ее не хотят. Александр познакомился с Евой совсем недавно, в Таиланде: пройти мимо роскошной красавицы с точеными чертами лица и прекрасными миндалевидными глазами было невозможно. Однако как от пластического хирурга от Александра Берга не укрылся один нюанс во внешности девушки, небольшая загадка Евы.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.