Верный слуга Алексея Михайловича. Две жизни Симеона Полоцкого - [19]
«Главный общественный интерес» к нему не ослабевал шестой год, а сам съезд «богоносных отцов церкви» получил название Большой Московский собор. Проходил он в то время, когда призрак очередной, теперь уже духовной смуты беспрепятственно бродил по Москве, порождая словесные перепалки, предвестников вселенской склоки и кровопускания.
В такой обстановке Алексей Михайлович предпринял попытку нанести противникам всероссийского благоденствия решительный удар. На соборе предполагалось: осудить «дьяволом насеянный раскол», выбить почву из-под ног его вождей и поставить окончательную точку в судьбе неуправляемого патриарха. Мы еще вернемся к теме раскола и роли Симеона Полоцкого в борьбе с ревнителями старой веры. Пока же заметим, что Алексей Михайлович внял совету Епи-фания Славинецкого и направил четырем патриархам: Александрийскому, Антиохийскому, Иерусалимскому и Константинопольскому — приглашение к участию в соборе, «яко да исправят и рассудят, яже между нашем [русские] церкве случившиеся раздоры, соблазны и мятежи».
Серб Юрий Крижанович, современник Симеона Полоцкого, назвал Большой Московский собор «полувселенским» и объяснил это так: «[Тем] и зову, вещы бо есть от помистного: понеже на нем быша два постранна (патриарха. — Б. К.) и третий домашний патриарх. На том же собору быша и ныне на Москве живут величественные отцы Епифаний и Симеон и они белорусски андреевского монастыря отцы». Относительно Симеона Полоцкого в этом высказывании закралась неточность: герой нашего повествования обитал в монастыре Всемилостивейшего Спаса.
2 ноября 1667 года в Москву прибыли только первые два патриарха — Паисий и Макарий. Константинопольский и Иерусалимский патриархи, сославшись на опасности, подстерегавшие в долгом пути, и неустройство в собственных церквах, дали на приглашение вежливый отказ, однако подписи о своем согласии об отречении Никона от патриаршества поставили.
У Паисия Лигарида мы находим описание этой встречи. «За сорок верст от Москвы, в селе Рогожем, встречал патриархов Владимирского Рождественского монастыря Филарет, а царь, добрый наш гостепитатель, выслал им разные гостинцы, достойные царского величия, приложив к ним, как розу, дружелюбное письмо. Но самые торжественные встречи ожидали патриархов в Москве. От городской стены начался торжественный крестный ход, во главе которого несли царское знамя с золотым двуглавым орлом». Еще несколько дней прошли в разных торжествах, и венцом всех речей, по утверждению очевидца, «без сомнения служили речи Паисия Лигарида и Симеона Полоцкого».
5 ноября царь Алексей Михайлович имел продолжительную беседу с патриархами наедине, и, как гласят документы, «авторитет будущих судей Никона был признан и утвержден».
Еще ранее, в самом начале открытия собора в феврале 1666 года, на котором председательствовал митрополит Новгородский Питирим, раскольникам дали понять: церемониться с ними не станут. Во-первых, собравшиеся после долгих споров выработали и окончательно утвердили правила богослужения и трактовки особо уязвимых мест в богословии. Во-вторых, был вынесен на всеобщее обсуждение кодекс чести священнослужителя, религиозно-нравственные принципы, на которых основывалось земное житие и служение Господу. Все эти и другие положения вошли в «Наставление иереям», которое через небольшое время было отпечатано в Москве.
На глазах монаха Симеона Полоцкого творилось невиданное доселе зрелище. В центр представительной аудитории[53] один за другим выходили последователи ереси и просили прощения у собратьев по Русской апостольской церкви. Первым произнес покаянные слова епископ Вятский Александр, за ним говорил архимандрит Спасского Муромского монастыря Антоний, игумены Феоктист, Сергий, монахи Ефрем Потемкин, Сергий, Серапион и другие. Искренни были их раскаяния или нет, показало время.
По делу патриарха Никона было проведено четыре заседания. Симеон трудился в йоте лица своего, озвучивая переводы речей, высказываний, резких реплик. Первое заседание открылось 1 декабря 1666 года. Проходили собрания в трапезной царских палат. «Именоваться патриархом быть недостоин», — таков был вердикт, вынесенный на заседании 5 декабря. Через неделю, 12 декабря, Никон предстал в своей домовой церкви «при властях, боярах и думных людях, и вина ему была чтена, и клобук патриарший и мантия со источники была снята, и ссылка была сказана на Бело озеро в Ферапонтову пустыню».
Затем был оглашен окончательный текст низложения, составленного Симеоном и одобренного царем и патриархами
