Вернуться живым - [34]

В небо, к звездам понеслись трассы пулеметного и автоматного огня, артиллеристы повесили «люстры» – осветительные снаряды и мины, кто-то выстрелил из орудия, кто-то бахнул из БМП. Окрестности озарились свечением от ракет и стрелкового огня. Над всеми задачами, где расположились наши роты, тоже началась стрельба. Долбанул в небо и я очередью, выпустив целый магазин. Солдаты стреляли сидя, лежа, а пулеметчик стоя рассекал очередями из ПК черную бездну и громко матерился. Трассы пуль разрисовали черное небо. Бойцы кричали «ура!» – и подбрасывали шапки. Комбат по связи начал ругаться, хотя только что его обслуга тоже палила очередями. Конечно, ему там в «кунге» хорошо, тепло и уютно, а тут одна радость – трассеры в небо пустить.

Над Баграмом и Кабулом небо также было в огнях. Мы в горах стрелять закончили быстро, патроны экономили, а вот внизу успокоились не сразу. Минут пятнадцать то там, то там снова и снова стреляли. Я лег в спальник, продырявил баночку с яблочным соком и выпил за наступивший Новый год. Вот она, романтика…

Новогодняя праздничная ночь превратилась в ночь настоящего кошмара. Лег одетым в спальный мешок, постелив бушлат под себя, чтоб не примерзнуть к ткани спальника. Проклятый холод! Дрожью охватило все тело, и в таком состоянии я провел ночь напролет. Минутное забытье – и снова пробуждение. Сон как в бреду. Время от времени издаешь окрик: «Эй! Часовой!» А бойцы с постов тебе отвечают. Если нет ответа, приходится превозмогать лень и холод, надевать полусапожки, выбираться из мешка и идти на пост, пинать спящего бойца, рычать ему в лицо, стучать по башке, натирать снегом грязную от сажи физиономию, грубо материть. А возвращаться на лежбище еще противнее: надо разуваться, снимать бушлат, застегивать спальник, пытаться принять удобную позу, чтобы в спину впивалось как можно меньше камней.

Среди ночи поступил приказ – усилить посты. Приходится выставлять еще один пост. Утром бойцы еле живы, разбиты и измучены. Лишь после восхода солнца только и начинается отдых. Завтрак, а затем легкая дремота, переходящая в сон с громким храпом измученных бойцов.

Вечером роты спускаются вниз на броню, и полк передвигается обратно в Баграм. Стратегия не понятна. Ну, загнали нас на Новый год в горы, а зачем? Поиздеваться? А может, спасти от потерь? Кто знает?

***

Утром вновь входим со стрельбой в тот же кишлак – «духи» слегка посопротивлялись и ушли. Возвращаемся на оставленные посты. Проверили – мин нет. Осматривая развалины, заметили четверых душманов, они нас тоже. Постреляли друг в друга. Враги убежали, унося раненого, и словно растворились в винограднике. Кровь на тропе дорожкой уходила в глубокий кяриз. Приказал Владимирову понаставить больше растяжек. Ночью сработали две из четырех. Бах! Бах!!!

Утром на тропинке – капли запекшейся крови. Тел нет. Кто это был? «Духи»? Или жители вылезли из кяризов? Мимо нашей позиции время от времени проходят машины под конвоем бронегруппы. Доставляют продукты, боеприпасы, вывозят солдат из «зеленки» в дивизию на дембель, а вместо них едет молодежь. Эти бедняги будут сидеть в этой дыре два года, не высовывая носа. Если повезет и заболеют, побывают в госпитале…

Дурацкое сидение в кишлаке заканчивается через неделю. Сбитнев вызывает к себе, и мы, собрав пожитки, взвод за взводом, пробираемся к его посту.

– Ну что, замполит! Как тебе, не скучно быть взводным?

– Да нет, командир! Счастлив был не видеть тебя целую неделю, а также рожи прочих взводных.

– Лады, предоставляю тебе возможность не видеть нас еще какое-то время. Твой взвод и ГПВ идут во главе роты. Двигаемся вдоль канала до дороги на Чарикар. Вести огонь можно и вправо, и влево. Наших там нет и, наверное, никогда еще не было. Пробиваемся этим путем на пост их второго взвода, завезем боеприпасы и уходим!

– Приказ понял, командир! Мы разорвем всех «духов» и прорвемся к заставе. Чего бы нам это ни стоило!

– Ну-ну, шути-шути! Давай двигай, рейнджер. Посмотрим, как будешь шутить на дороге у канала.

Сапер, пулеметчик Зибоев и прапорщик Голубев шли впереди, за ними четыре БМП. Время от времени мы лупили из пушек и пулеметов вправо и влево. «Зеленка» в ответ молчала, но было очень неуютно, и в животе от страха крутило и урчало.

«Духи» внезапно вышли из-за дувала лоб в лоб на Голубева. Прапорщик первым выпустил длинную очередь и завалил пару мятежников. Остальные рассыпались по виноградникам. Бойцы мигом залегли за стеной, и началась перестрелка. Пули и осколки гранат свистели над головами, но, к счастью, не цепляли никого. К нам добрался первый взвод. Острогин упал возле меня и хлопнул меня по плечу.

– Жив, курилка? «Духов» много?

– А хрен их знает! Головы не поднять, чтоб их пересчитать.

– Так политдонесение и пошлешь без точных данных? – ехидничал Серж.

– Ага! Главное, что листовки никак не раскидать обманутым дехканам!

Мы дружно загоготали.

– Контрпропаганда срывается!

– Ну, ничего, на винограднике развесим. А ну, Серега, подай снаряженный магазин!

И с этими словами, ухмыляясь, я всадил длинную очередь в стреляющие развалины.

Внезапно вокруг начали рваться мины. Минометы заработали! Земля многочисленными фонтанами взметнулись вокруг, и воздух рассек ужасный свист осколков. Комья земли забарабанили по броне.