Вернуться в сказку - [354]

Respondeo dicendum quod impossibile est fieri matrona nescientes luctus.

Respondeo dicendum quod impossibile est fieri matrona quis vult vitare laborem petit magica nigra.

Veneficus — Non possum qui pro eo quod vendiderit pro facultate animae impassibilitatem.

Omnes angustiae enim scitote intellegentes quod sentire debent…

Propter quod dolorem…[61]

VII.

Это была, пожалуй, худшая из всех неудачных идей мистера Витолда — вместо привычных четырёх команд по тринадцать человек отправить на ежегодную практику шесть команд по восемь человек. Разумеется, «двойки» оставались на это время в Академии и помогали вести уроки у первого и второго курсов. И, как назло, команды разделили следующим образом: тройки и десятки всех мастей составляли одну команду, четвёрки и девятки — другую, пятёрки и восьмёрки — третью, шестёрки и семёрки — четвёртую, а вот «высшие карты» решили поделить несколько иначе: в одну команду запихнули трёх королев (пиков, трефов и бубнов), бубнового и червового тузов, червового и трефового валетов, а так же пикового короля, а во вторую — пикового и трефового тузов, червового, трефового и бубнового королей, пикового и бубнового валетов, а так же червовую королеву. Второй вариант, куда собственно попала Мира Андреас, был во сто раз хуже первого. По той причине, что совмещал Райна, Эсканора, Вейча и Виланда в одной команде.

Это было чистое безумие — находиться с ними рядом и видеть напряжённые и нахмуренные лица. Впрочем, Вейча не был напряжён… Напротив! Расслаблен в ожидании очередного спора или очередной драки. Как и всегда. На его лице застыла привычная ухмылка, исчезающая настолько редко, что это, должно быть, видели только несколько людей из команды пиков — те, которым бы Эйбис мог доверять… Впрочем… Эйбис хоть кому-нибудь, всё-таки, доверял. Наверное, это были Феликс и Эниф — туз и десятка пик. Во всяком случае, Мира не могла бы назвать кого-нибудь другого, кто мог бы общаться с Вейча нормально — не распуская рук и не крича на него. Монтаганем и Эсканор в этом плане были поразительно терпеливы. Пожалуй, даже Мире этого было не понять… Виланд и Эсканор, в принципе, были просто обычными людьми — из разных слоёв общества, из разных стран. Они общались со многими, шутили, спорили — по-разному, как кому из них позволяли те своды правил, присущие их обычному кругу общения.

А вот Райн… Константин всегда казался Мире странным. Он почти всегда молчал, хотя знал ответ практически на любой вопрос. Он почти всегда читал или что-то записывал — его невозможно было встретить без привычных книги, блокнота и пера. Он почти никогда не вступал в споры — предпочитал ни с кем не иметь разногласий и избегал поводов для ссоры. Оскорблений, кажется, не терпел — хотя то, что он считал оскорблением Мире было неизвестно. Девушка старалась не задумываться над тем, что должно оскорблять пиков, трефов или бубнов — их идеалы слишком уж разнились с теми, что были в её команде. Впрочем, понять Райна или хотя бы просто принять его, девушка могла с большим трудом. Райна — этого высокого бледного парня с копной тёмных волос и чёрными волосами, молча и надменно усмехавшегося в лицо Виланду. Райна — человека, которого она единственного из всех учеников Академии ни разу не видела искренне улыбающимся, только зло усмехающимся чему-то, понятному лишь ему одному. Он казался Андреас странным и даже пугающим. Он почти никому из ребят не казался заносчивым и грубым, напротив — всегда, в любой ситуации вежливым и спокойным. Его, быть может, и не особенно любили, но зато уважали. Он, очевидно, считал, что это и есть самое главное.

Мире не нравился Константин Райн.

Он был полной противоположностью Эйбиса — вечно говорящего, смеющегося, насмехающегося, дразнящего остальных. Даже внешне они различались слишком сильно — Вейча был невысоким и почти тощим, с длинными светлыми, чуть рыжеватыми растрёпанными волосами, а Райн был высок, прекрасно сложен, с тёмными очень коротко остриженными волосами… Пожалуй, единственное, что у этих двоих и было общего — так это простота в одежде. Оба не терпели лоска, блеска и всего, что сопровождало обычно, например, Тозеура Гакрукса или Талмэя Рида — пикового короля или червового валета. Оба предпочитали расшитому золотом и жемчугом камзолу простую льняную рубашку, а модной обуви простые сапоги или башмаки, или даже просто ходили босиком, если это им позволяла погода.

Пожалуй, Райн был красив — высокий, хорошо сложенный, с правильными благородными чертами лица. Пожалуй, Райн был обаятелен — всегда вежливый, обходительный, не позволяющий себе слишком многого. Пожалуй, Райн был умён — один из лучших учеников Академии, гроссмейстер, мастер игры не только в классические шахматы, о которых Мира знала довольно много, но и в сёги, в Великие шахматы. Но его красивое, умное лицо носило печать ледяной вежливости. Мёртвой вежливости. Ему было абсолютно всё равно, что происходило вокруг, если он и интересовался этим, то только потому, что так было нужно, принято. Ему было абсолютно всё равно, что ни происходило. Выигрывала ли команда их факультета в каком-либо виде спорта, умирал ли ребёнок от болезни — Райн с одинаковым, абсолютно равнодушным, выражением лица проходил мимо, без какого-либо восторга или сожаления наблюдая за этим. Его красивое лицо ни на миг не искажала гримаса скорби, ненависти, горя, не озаряли светом радость, счастье или удовольствие — он всегда оставался ужасающе бесстрастен.