Вернуться в сказку - [356]

Мира идёт всё дальше в лес — она и боится, и не боится одновременно. Там должно быть лучше, чем ей сейчас в лагере. Во всяком случае, там должно быть тихо… Мира Андреас редко раньше выходила вот так в лес — отец никогда не отпускал её одну, это Феликс гулял по всем заброшенным храмам, часовням, замкам, дворцам, это Феликс приносил ей разные расписные шкатулочки, коробочки, амулетики, ожерелья, это Феликса отпускали всегда и куда угодно…

Ей было так обидно…

Сейчас она шла по лесу — не по тропинкам, не по протоптанным дорожкам, а по настоящему лесу. Она слышала щебетание птиц, слышала шелест травы, она прикасалась к деревьям… Она словно впервые смогла дышать полной грудью — теперь она понимала, про что говорил Феликс, упоминая то чувство сладкой свежести ощущения полной свободы, теперь понимала… Она перебирается через корни, небольшие холмики, ветки царапают её голые ноги. Пожалуй, из всех девушек, входящих в «Сообщество карт», только трое могли отправиться в лес в платье — Мери Земирлонг, которая, вроде как, не имела права носить другую одежду по уставу той Обители, к которой девушка принадлежала, Нелли Андреас, кузина Миры, благодаря своему воспитанию придерживавшаяся строжайших законов и правил, касавшихся одежды, и она сама, Мира Андреас, чисто по глупости даже не задумавшаяся над тем, что стоит временно переменить свой гардероб, раз уж их практика пройдёт в скитаниях по лесу. Хотя, быть может, в платье или в юбке на практику отправилась ещё Аделинд. Все остальные — княжна Леонризес, Роза Эсканор, Эрна Хоу, Эниф Монтаганем, Юсуфия Нолд, Оранда Тсори, Катрина Джонс, Кларисса Айстеч, Оделис Каннингем, Фиера Батлер, Каролина Энкарнасьон, Эйлин Лаойнс — уж точно догадались не одеваться в привычные платья, во всяком случае, на практику. Княжна Леонризес, разумеется, была одета в традиционный эльфийский костюм, Роза никогда не стыдилась ходить в мужской одежде, а остальные… Остальные были достаточно умны, чтобы не допустить ту ошибку, которую допустила Мира…

У её сандалий слишком тонкая подошва — идти становится не слишком удобно. Но она идёт. Воздух опьянял её, дурманил её разум, заставлял действовать так, как она ни за что не поступила бы… Она неслась по лесу, начиная идти всё быстрее, её уносило прочь от лагеря, прочь от свор и драк… Её несло в глубины казавшегося бескрайним леса. Она чувствовала себя по-настоящему свободной, живой… Бежала… Цеплялась подолом платья за ветки. Бежала. Впервые чувствовала себя свободной, дышала полной грудью — всё то, о чём рассказывал ей когда-то семилетний Феликс, впервые сбежавший из-под надзора нянек, всё то, что чувствовала, по её же рассказам, Фиера, когда впервые оказалась в землях эльфов — в бескрайних лесах.

Небольшая полянка, полная цветов. Мира от радости кружится, наклоняется к цветам, проводит по ним рукой… Её захлёстывает необъяснимый восторг — она ещё никогда в жизни не была так безоговорочно счастлива, как была счастлива теперь. Фиолетовые — как глаза Феликса, ярко-красные — как волосы Эниф, жёлтые — как платья Розы, бледно-розовые — как кожа Эрны, синие — как глаза Кристиана, белые — как руки её матери, находившейся на смертном одре… Колокольчики, звездовки, аквилегии… Всех названий цветов Мира не знает. Она смотрит на цветы, проводит по ним руками, наклоняется к ним… Ей приятно находиться здесь, чувствовать себя частью этого маленького мира — мира, полного прекрасных ярких цветов, свежего прохладного воздуха… Ей хочется чувствовать себя частью этого мира… Хочется осознавать себя нужной… Хочется… Её называют королевой сердец, но «повелевать сердцами», как смеялся её отец, ей совсем не хочется…

Она нехотя встаёт — придётся, всё-таки, вернуться в лагерь. Нехотя бредёт — уже с каким-то тяжёлым чувством на сердце. Совсем недавно умерла в результате серьёзной болезни её мама, и, наверное, мир для неё слишком поменялся… Изменилось всё — отношение других к ней, отношение её к другим, материальное положение её семьи, ценности её семьи… Она постоянно чувствует себя отверженной, изгоем. Пусть Феликс говорит ей, что угодно — она никогда уже не останется прежней.

Девушка решает пройти немного не той дорогой, которой она вышла на полянку — ей хочется хоть чуть-чуть продлить своё небольшое приключение. Она проходит между двумя высокими елями, проходит мимо огромной сосны, ещё чуть дальше и перед ней предстаёт гладь прекрасного лесного озера.

Мира любуется этим озером, идёт ближе к берегу, садится на траву. В её душе снова просыпается то чувство — чувство познания неизвестной доселе свободы. Это сладкое ощущение безграничности этой свободы захлёстывает её душу, заставляет позабыть обо всём на свете — позабыть о смерти собственной матери, о тяжёлом нынешнем положении её семьи, о спорах Виланда и Вейча… Она ещё никогда в жизни себя так не чувствовала… Всё всегда было иначе. Ей казалось, что разум покидает её, заволакивается чем-то и одновременно становится яснее, чем был всегда.

Девушка подходит чуть ближе, наклоняется, видит отражение в глади озера собственного лица — теперь осунувшегося, бледного, совершенно некрасивого. На ней светло-зелёное ситцевое платьице — она почему-то решила, что то чёрное бархатное траурное длинное платье будет совершенно ни к месту здесь, на практике. Её светлые кудрявые волосы и раньше никогда ей не нравились, а теперь… Теперь они отчего-то кажутся ей чем-то кощунственным, неправильным… Она обязательно обрежет их, когда они снова окажутся в Академии. Мира чувствует, как на глаза наворачиваются непрошеные слёзы — всем абсолютно безразлично, что она думает, что она чувствует. Девушка смотрит в недвижимую гладь озера, от этого ей почему-то становится ещё горше, чем было раньше. Мама с самого детства приучила её к этим лёгким летним платьицам, сшитым из ситца, кружевам, атласным ленточкам и бантикам. Теперь это какой-то глухой болью отзывалось в сердце. Неустанно хотелось плакать, но выплакаться было невозможно. Каждая секунда этой сдержанности тяжестью ложилась на её душу. Ей хотелось, чтобы хоть кому-нибудь было не всё равно. Чтобы хоть кто-то поддержал её сейчас…