Вернуться в сказку - [329]

Они были свободны.

Они просто не осознавали этого в полной мере. Они выдумывали себе ограничения. Они упивались ими. Возводили их на пьедестал. Жили только ими. Думая, что не имеют права ступить за их рамки…

Мери Земирлонг слышит довольно громкий стук в дверь. Она спешно накидывает на голову сначала платок, а потом шаль. Слава богу, она не успела расплести косу. Это бы заняло куда большее время. Все «трефы» уже спят. Сегодня был трудный день. Да, впрочем, каждую ночь кто-то остаётся дежурить. Просто сегодня выпала её очередь. Ничего. Уж это-то она как-нибудь переживёт. Не так уж это и страшно. Быть может, пики и предпочитали выставить магический щит, не пропускающий к ним никого из других мастей, трефы не имели права на такую непозволительную роскошь. Вроде как они должны были выступать посредниками в решении конфликтов между пиками, червами и бубнами. Вообще, последние тоже, как бы, не должны были ни с кем конфликтовать, но… Бубновый и пиковый тузы были как бы… родственниками… Иногда это рождало большее количество противоречий между ними. Иногда заставляло их обоих заступаться друг от друга. В общем — было, пожалуй, даже весело.

На пороге, как, в общем-то, Земирлонг и ожидала, стоит Тедд Раймон — червовая девятка. Невысокий русый парнишка шестнадцати лет с наивными глазами. Что он забыл на факультете практической магии оставалось для Мери Земирлонг загадкой. На факультете, где учили сражаться друг с другом. Где основными предметами считались боевые искусства: фехтование, единоборства, метание кинжалов, стрельба из луков — на выбор, кто что предпочитал — и магия проклятий и отражений, чтение мыслей и тому подобное. Всё для ближнего и дальнего боя. Всё для войны. Тедд же в войне не смыслил ничего. Он настойчиво пытался следовать каким-то идеалам червов, о которых имел очень даже смутное представление. Он испуганно вздрагивал каждый раз на тренировках по боевой магии, когда происходил учебный бой, скажем, между Константином и Эйбисом, победителями которых парни становились попеременно.

Вейча, как ни странно, драться тоже умел. И, думалось Земирлонг, если бы он действительно рассердился бы на Кристиана Виланда — этого несносного идиота, любящего помахать кулаками, — то тому парню было бы несдобровать. Конечно, может быть, от Эйбиса и были только кожа да кости, но он был увёртлив, а так же прекрасно умел видеть слабые места противника. Что он нередко использовал и в своих словесных атаках. Чего стоило только доведение Розы Эсканор до слёз. Её — вечной умницы-разумницы с донельзя позитивными взглядами на жизнь.

— Тут слишком тихо! — заявляет парень, входя в дом. — Вам не скучно так жить?

Мери удивлённо смотрит на него. «Скучно»? Что скучного может быть в тишине? В тишине, которая помогает сосредоточиться, которая обволакивает… Года через три у неё, вообще, не будет возможности насладиться тишиной. Она будет постоянно находиться среди людей, которые кричат, плачут, стонут… Это станет её послушанием… И Мери Земирлонг радовалась, что у неё пока что ещё есть время насладиться тишиной, в которой она сможет привести свои мысли в порядок.

Тишина… Это был символ её одиночества. Того, которое она так любила и лелеяла. Это был символ её временной — и поэтому так старательно охраняемой от внешнего вмешательства — свободы. Это была её отрада. Её смысл жизни. Она отдала бы всё на свете, чтобы никогда не стать Сестрой Милосердия. Только вот отдавать, к сожалению, было почти что нечего. Всё, что она могла бы предложить, у неё уже давно забрали — ещё тогда, когда она только вступала в Сестричество. И теперь… Теперь у неё из наслаждений оставалась только тишина. Единственное подлинное и ценнейшее из всех земных наслаждений. То, которое навсегда отимется у неё через три года.

— Зато у пиков и трефов, насколько я знаю, отдельные спальни, — усмехается девушка, пожимая плечами. — Да, думаю, у бубнов тоже. Почему же вы, червы, такие отсталые? Ютитесь по три-четыре человека в одной спаленке? Это до сих пор так?

Тедд смотрит на неё своими большими наивными синими глазищами, и девушке хочется рассмеяться. Этот парень был младше её всего на два года, но… Какой же он до сих пор ребёнок! На него просто невозможно смотреть без улыбки… Он явно из тех сторонних наблюдателей основных исторических событий, смотрящий удивлённо и восторженно, но имеющий право не скрывать лицо. Историю творят такие, как Райн, Леонризес или Эсканор. Чёрствые, эгоистичные, тщеславные… Константин был чёрств, их эльфийская княжна — эгоистична, а Феликс — тщеславен. Были ещё такие, как Вейча. Подлинно безумные. Пусть Эйбис сам ещё не до конца это осознавал. Такие, как этот парень, тоже творили историю. Свою. Не подчиняющуюся логике и здравому смыслу. Именно они разжигали самые страшные войны.

Потому что им было любопытно…

А Тедд… Тедд был мальчишкой. Обыкновенным восторженным мальчишкой. Не рабом, каким являлся Мицар, нет. Обывателем. Временным фанатиком, которые принимают то одну сторону, то другую сторону, но не из корысти, как это делала, скажем, Мира Андреас — да, именно она, эта ложно благочестивая королева сердец, — а только по незнанию того, чего именно хочет его душа. Тедд был почти ребёнком. Милым. Светлым. Наивным. Пытающимся сражаться за непонятные ему идеалы, выдуманные, как ни странно, им же самим. Пылко защищающим эти выдуманные идеалы. Готовым постоять за них и даже отдать за них свою жизнь. Он был совсем ещё ребёнком…