Вернуться в сказку - [327]

Мицара трясёт. Ну и трус же он… И нервный какой… Почему-то сейчас это кажется каким-то неправильным… Словно, когда-то это было иначе! Сколько девушка его помнила рядом с собой — он всегда был таким — трусливым, нервным, трясущимся и заикающимся… Впрочем, весьма исполнительным, почему княжна никогда не пыталась отослать его обратно домой. Его обучение в Академии, всё-таки, оплачивал её отец…

— Извините, госпожа… — бормочет, извиняясь, парень. — Я просто подумал, что…

«Подумал»? Весьма странное слово для того, кто не думает никогда, прежде чем что-то сказать. Ну а какой вывод ещё можно было сделать из его постоянных оговорок, шуток, глупее которых не мог бы придумать даже Вейча, полному неумению нормально общаться и… Про «нормально общаться», подумалось княжне, она, наверное, была не права. В конце концов, это скорее она, а не он, вела образ жизни затворницы, редко выходя из собственной комнаты, а если и выбираясь оттуда, то преимущественно ночью, когда все остальные должны были спать. В конце концов, ребята из команды относились к нему неплохо, Вейча даже пытался шутить, но… Может быть, её слуга вёл себя так только при ней? Трясся, заикался, говорил глупости — только при ней? Интересно, она действительно настолько его пугала?

— Что немного разрядишь обстановку своей глупой шуткой? — зло произносит княжна. — Не смей больше выкидывать подобных фокусов, Мицар! Хотя бы изредка думай головой!

Она просто злится на саму себя — монахиня из Озеу, которая занималась её воспитанием в детстве, часто говорила, что хоть страх и весьма надёжное и верное средство удерживать своих сторонников около себя, нужно уметь быть более гибкой, чтобы возможные союзники от тебя не разбегались. Она просто злится на себя за свою несдержанность — в конце концов, она княжна и должна уметь держать язык за зубами, когда это необходимо. В ином случае она будет даже хуже Вейча. Любая уважающая себя дворянка должна уметь держать себя в руках, даже когда это кажется очень трудным — невыполнимым. Но, кажется, её слуга понимает её злость несколько по-другому.

Он вздрагивает, снова опускает голову, потом снова поднимает, смотрит как-то… умоляюще? Может, он думает, что она решит отослать его обратно? Глупая мысль — он же должен понимать, что если она его до сих пор не отослала, несмотря на все его промахи, то вряд ли отошлёт и теперь. Она не стала бы терпеть рядом с собой полное ничтожество все эти годы.

— Простите, госпожа, — снова извиняется Мицар. — Просто Эйбис сказал… И я решил…

Леонризес не может удержаться от усмешки. Вейча… Всё вертелось вокруг него… Драки, праздники, глупости. Он шутил почти всегда, он дерзил, хамил, смеялся, он сам был одним сплошным праздником — и при этом неважно было, какие отметки у него были в этот учебный день, подрался ли он с кем-то или нет, что ему наговорили преподаватели, другие ученики, приходили ли ему письма из дома, когда приходили всем… А приходили ли ему эти письма, вообще? Леонризес никогда не обращала на это особого внимания, но теперь ей вдруг показалось, что…

— Вейча — шут, дурак, он может говорить всё, что ему только вздумается, — в голосе княжны помимо резкости появляется ещё и усталость, — а ты, Мицар, паж. Вот и держи свой рот на замке, пока не спрашивают.

Она почти злится на себя за резкость. За капризы… Отец всегда исполнял каждое её желание, каким бы глупым оно не было, приучая её к великодушию, умению прощать и сопереживать. Она и пыталась быть такой, какой её хотели видеть другие. Нежной ли и доброй принцессой из какой-нибудь сказки или жестокой княжной из книжек Патриции Ноубл. Получалось быть и такой, и такой. И Леонризес не сказала бы, что хоть в одном из образов она играла, как разыгрывал своё веселье Вейча.

— Простите… Я…

Снова извиняется… Это надоедает. Он всегда был таким услужливым, виноватым, когда княжне этого хотелось, уступчивым, что девушке снова вспоминается о том обещании, которое она ему дала во время подготовки к экзаменам. Интересно, что именно он у неё просил? Возможность обучения в Академии кого-то из братьев или сестёр? И были ли у него, вообще, таковые? Какую-то денежную сумму на покупку чего-то? В любом случае, придётся исполнять…

— Хватит извиняться! — резко обрывает его Леонризес. — Принеси мне моё зеркало!

Мицар живо кивает и бросается за зеркалом. Едва находит его на столе среди книг, украшений и разных безделушек, которые наперегонки в шутку дарили ей Эсканор и Вейча. Впрочем, находит он, надо сказать, зеркало весьма быстро. Даже быстрее, чем того ожидала княжна…

— Вот оно, госпожа! — говорит он, протягивая старое бабушкино зеркало Леонризес.

Пожалуй, отец всегда просил быть с этим предметом осторожной. Ей, как старшей из сестёр, оно перешло, так сказать, по наследству. Наверное, одна из немногих вещей, кроме тех платьев, которые ей покупали, которая принадлежала ей безраздельно уже на данный момент… Красивое, старинное, наверное, сделанное во времена эпохи Файндхарт, или, во всяком случае, в этом же стиле… В любом случае, девушке оно всегда нравилось.

В голове вновь всплывает мысль о том, что она должна что-то сделать своему слуге. Она обещала. И она просто обязана сделать это.