Вернуться в сказку - [271]

Леонард смотрит на короля настороженно. Альфонсу давно надоело это переглядывание, но он почему-то не говорит ни слова, хоть тишина его и раздражает. Последний из сыновей лорда Кошендблата в последнее время становится только всё более и более нервным, и молодому монарху никак не понять — отчего именно. Пожалуй, стоило доставить Хельгу, сестру этого чокнутого, во дворец, пока тот не натворил бед, а в таком состоянии такое почти неизбежно. Впрочем… Может, лучше отослать Леонарда в поместье леди Траонт? Герцогиня вряд ли отпустит единственную подругу сына… Хотя… Да. Она не отпустит. Хельга, Реми, Седрик и этот странный паренёк Жан, подозрительно схожий с волшебником-недоучкой, оставались в имении принцессы одни — ведьма отправилась в какое-то путешествие, никому толком не рассказав, что это такое.

Интересно, как звали отца Джулии, Генриха и Теодора, того старого короля, кому когда-то принадлежал этот дворец, дворец, который теперь принадлежит новому королю, ему — Альфонсу Брауну. Интересно, каким королём был тот человек? Джулия с уважением отзывалась о своём отце. А уважение такой женщины, как леди Траонт, пожалуй, следовало заслужить. Джулия была той, чьё уважение Ал, пожалуй, хотел бы заслужить. Дворец был огромным. И достаточно древним. Когда граф Хоффман повёл Марию в подземелья, тогда, когда их всех могли бы убить люди, прорвавшиеся в королевскую резиденцию, оказалось, что те, так называемые «нижние покои» были построены немногим позже после раскола мира.

Раскол мира… Как же смешно всё это звучало теперь… И насколько много тайн теперь становились понятными… Альфонс много читал с той поры, как стал королём. Его занимали эти разнообразные тайны, в которые он теперь был погружён, его занимала история, полная неизведанного и непонятного, его занимало само правление, сама власть над всеми этими людьми в королевстве Орандор. И больше всего на свете Ал теперь боялся понять, что он такой же слабый правитель, как и Генрих. Теперь это стало, пожалуй, даже более страшным кошмаром, нежели то, что его собственность — трон и власть — может кто-то отнять.

— Да, я понимаю, — отвечает Браун на словно повисший в воздухе вопрос. — Мне кажется, у меня есть одна идея, как заставить их всех молчать.

Леонард, только устроившийся на стуле, на который Альфонс предложил ему присесть, вздрагивает снова и вскакивает со своего места. Юный герцог осторожно поворачивается назад и с жутким воплем падает на пол. Ал подскакивает к другу, в ужасе оборачивается, но не видит сзади себя никого. Парень выбегает из кабинета, кричит, зовёт кого-то — он уже и сам вряд ли вспомнит, что именно он орал тогда, он помнит только свой ужас, который пришёл в тот самый момент, когда Леонард упал.

Король помнит только служанку, едва посмевшую подбежать к нему, чтобы услышать приказ, помнит только врача, того самого знахаря, что когда-то лечил и его, Ала, помнит только лицо такого же перепуганного Дика Кошендблата, подбегающего к брату и судорожно разглядывающего какое-то пятно на шее Леонарда. Странное пятно… Кажется, на шее юного герцога не было крови. Пятно было фиолетовое, странное, оно не оставляло совершенно никаких следов на руке старшего брата Лео. Оно будто находилось под кожей младшего Кошендблата.

— Что это? — упавшим голосом спрашивает Дик. — Ты не знаешь, что это?

Альфонс качает головой. Ему до сих пор трудно перевести дух после того, что произошло. Ему стоит прийти в себя после этого. Отчего-то королю кажется, что то существо, которое напало на Леонарда, до сих пор находится в его кабинете. Что это за существо такое? И почему Лео видел его, когда ни Дик, ни Ал это существо не видят? Альфонс снова жалеет, что рядом с ним нет Марии — та обязательно бы что-нибудь придумала, потому что она постоянно что-нибудь придумывала. И она, казалось, видела несколько больше, чем видел Браун.

Алу так не хватает её… Так не хватает… Он смотрит на лист бумаги, оставленный на его столе кем-то за время его беготни в поисках слуг. Король подходит к столу, берёт ветхий, почти рассыпающийся, пергамент в руки и пытается что-то прочесть. Но на листке он видит только непонятные ему несколько слов: «Enzy dagra skamen jag kommarie tillue dig»…

Жизнь в Академии была скучной и трудной. Приходилось постоянно следовать разным глупым правилам: слушаться учителей, читать по несколько страниц каждого учебника в день, читать много художественной литературы, практиковаться в магии, решать задачки… Всё это было так скучно и глупо, что Леонард отдал бы всё за шанс снова оказаться дома, рядом с мамой и бабушкой. Ну и, желательно, без братьев и сестры. Все они страшно задавались, к тому же, считали, его самым маленьким и, следовательно, самым худшим товарищем в играх. Пожалуй, они были правы — играть вместе с Лео далеко не всегда было весело, но… мальчику было обидно такое отношение к себе. Он никогда не хотел быть хуже кого-то. И уж тем более, не хотел быть хуже глупых старших братьев, ничего не понимавших в жизни и в играх.

А Хельга была девчонкой. С ней, вообще, не слишком интересно было играть. Нет, конечно, дралась она достаточно здорово — Лео с сожалением посмотрел на шрам от укуса, оставленный его «любимой» сестрёнкой — но от этого во всякие другие игры играть с ней было ни капельки ни интересней. Например, из-за того, что Хельга всегда дуется, когда что-то идёт не по её правилам, и это порой сильно раздражает Леонарда.