Вернуться в сказку - [202]

На столе Джима стояла старая фотография. Даже не чёрно-белая, а какая-то желтовато-коричневая, такая, которую могли сделать разве что в какой-нибудь деревушке; изображение на ней было не слишком чёткое, да и сама фотобумага была изрядно помята. На ней была запечатлена красивая девушка, взгляд её был весьма кротким, а сама она казалась уставшей. Присмотревшись, юноша заметил, что эта девушка прикрывала руками живот, она улыбалась, но счастливой почему-то совсем не казалась. Скорее печальной, грустной. Такой несчастной… Кем она была? Женой Джима Блюменстроста, которую он замучил и теперь чувствовал себя виноватым за её смерть, и поэтому не говорил о ней? Сестрой, что не смогла быть счастливой, за несчастье которой он чувствовал свою ответственность? Дочерью? Нет… Дочерью она никак не могла быть. Слишком старой была фотография. Или, может быть, эта женщина была любимой девушкой Блюменстроста?

— Эта девушка… — пробормотал Ричард задумчиво, не сводя взгляда с лица, изображённого на фотокарточке. — Вы хорошо знали её, да, сэр?

Джим кивает. В его глазах появляется то знакомое странное выражение полузабытой скорби, которая ничуть не тревожит, а, кажется, даже греет его душу. Дика всегда это удивляло. Но он всегда молчал об этом. Джим Блюменстрост не любил, когда кого-нибудь что-то удивляло, сам он, казалось, никогда и ничему не удивлялся. Было ли это просто привычкой или состоянием его души, Ричард не знал. И, наверное, никогда не узнает. Впрочем, это знание ничего существенного ему бы не дало, следовательно, гнаться за этим знанием было просто глупо. Это когда-то сказал ему сам Джим. И, последовав однажды этому совету, Дик заметил, что жить стало немного проще, нежели раньше. Во всяком случае, так казалось.

Девушка странно смотрела на него с фотографии. Казалось, умоляла помочь. Не его, конечно, а, скорее всего, того фотографа, что сделал этот снимок. Но умоляла так искренне, так сильно, что Ричард терялся, не знал, что сделать для того, чтобы помочь ей.

Глаза изображённой на фотографии будто бы молили: «Помоги!» — но они совсем не звали его за собой. Просто просили. Не было привычных криков, только молчаливая просьба, и это почему-то волновало Дика. Кошендблат никогда раньше не видел, чтобы кто-то так его о чём-то просил.

— Это Элис, — произносит тихо, но уверенно Джим. — Жена моего старшего брата, Дэвида. Прелестная женщина. Просто замечательная. Красивая, добрая, тихая — та, о которой я мечтал всю жизнь, и которая досталась моему брату.

Кошендблат снова смотрит на фотографию. Женщина действительно казалась почти нереальной, будто миф. Женщина, которую любил учитель Ричарда, Джим Блюменстрост. Красивая… Да, красивая. Только уставшая и, казалось, запуганная. Кем? Мужем? Наверное. Интересно, было ли это как-то связано с тем, что профессор Блюменстрост любил её? Скорее всего. Дик внимательно всматривался в изображение этой Элис, о которой только что говорил Джим.

Такого взгляда юный Кошендблат не видел никогда раньше, его мама никогда ни на кого так не смотрела. Интересно, а у той женщины, что на фотографии, есть дети? Должны быть. На этом снимке она была запечатлена беременной, это хорошо видно. Было бы здорово пообщаться с её детьми, во всяком случае, Ричарду бы хотелось этого. Дети могут быть похожи на неё. А могут быть похожими на её мужа. Отчего-то эта мысль кажется юноше неприятной. Кем был тот человек, что мог довести женщину до такого жалкого состояния? Каким чудовищем он был?

— Она была несчастна с вашим братом? — спрашивает зачем-то Ричард, он сам не ожидает от себя этого вопроса. — Она не любила его?

Джим качает головой. Теперь грусть в его взгляде кажется более осознанной, более горькой, нежели раньше. Будто бы перед Диком находится уже совсем другой человек. Не Джим Блюменстрост. Не он. Ричард Кошендблат смотрит, ожидая каких-то слов со стороны своего наставника, но тот пока молчит, просто молчит и смотрит куда-то в пустоту… Это слишком непривычно, слишком неправильно.

Так может сидеть он, Дик, но никак не Джим. Ричард вдруг вспоминает, как сильно он однажды расстроил своего наставника, это произошло лет пять назад, и парню совсем не хочется повторить этот день снова. Да ни за что в жизни! Ну… Во всяком случае, не сейчас. Планов у юноши много, но сделано пока слишком мало, так что помощь профессора Блюменстроста точно не будет лишней.

— Не любила… Конечно, нет. Боялась его, это точно, а это уже говорит о том, что она его не любила, — говорит, будто бы ругая Ричарда, Джим. — Конечно, она его не любила. Никто не смог бы полюбить его…

Дик вздрагивает. Он слышит совсем не тот привычный мягкий голос Джима Блюменстроста: человек, который сказал сейчас это его устами, довольно жёсток, возможно, даже жесток, в голосе наставника впервые слышится такое чувство, как ненависть. Никогда раньше такого не было. Он всегда был слишком спокоен и уверен в себе, чтобы ненавидеть. Почему же он ненавидел сейчас? Неужели из-за этой женщины, этой Элис?

Блюменстрост пока молчит. Будто бы подбирает нужные слова, но пока не может подобрать. Ричарда пугает и это. Он снова думает о том, что он действительно всего лишь трус, неспособный что-то сделать, что-то предпринять. Он снова хочет доказать, что это не так, но тут же себя одёргивает: доказывать тут некому, Джим и так всё про него прекрасно знает, обмануть его не получится.