Вернуться домой - [50]

Освещение в погребе было тусклым, и пока шли к выходу, мне никак не удавалось прочесть дату на бутылке. Заметив мои потуги, Шарль уточнил:

— Не напрягайся, я и так помню — это разлив шестьдесят шестого года.

У меня непроизвольно вырвалось:

— Ни хрена себе! Старше меня.

Смеясь, он хлопнул меня широченной лапищей между лопаток.

— Можно подумать, ты такой старый. Мальчишка! Тут есть бутылки старше тебя почти вдвое. Но это надо пить несколько по-иному, а не как сегодня. Вот в субботу вечерком и в воскресенье — это другое дело.

Предсказание Анри сбывалось. Выбраться из этого дома раньше понедельника мне не суждено.

Николай прервал повествование. Взял кувшин и плеснул опять в бокалы.

— Извини, что так долго рассказываю тебе об этом. Но должен же ты знать, что пьешь, откуда и как он ко мне попал.

Выпили, закусили — и он продолжил:

— Поднимаясь по ступеням, я намекнул Шарлю: не слишком ли будет — три бутылки почти на троих?

Услышал в ответ: «Ты не знаешь Артура, под его закуску можно выпить и больше. Вот ты — русский, думаешь, только вы умеете пить? Дудки, среди французов тоже есть умеющие и любящие этот процесс, особенно среди нашего брата — винодела. Но все надо делать с умом, знать время и место. Сейчас мы поднимемся. Отключу телефон, чтобы нам никто не мешал, и мы воздадим хвалу Бахусу. За голову можешь не беспокоиться, утром она у тебя будет светлой. Я знаю наш коньяк. Выпьешь утром стакан гранатового сока. Окунешься в нашем озерце, оно проточное, водичка что надо — и будешь снова бодр и весел».

Довольный собой, он хохотнул. Обернулся ко мне:

— Устраивает? Что-то не так?

— Да нет, просто не знал про озерцо.

— Пройдешь через сад. Под холмом, где виноградники, бежит небольшая речушка. Течет через несколько поместий, все накопали себе небольших проточных заводей. Водичка горная, чистейшая, даже форель водится. Утром, после хорошей выпивки, освежает прекрасно.

Невольно в голове промелькнуло: «Неплохо устроились!» С другой стороны — чему удивляться? Можно только позавидовать.

Они столетиями живут на своей земле. Именно на своей. Нас-то от этого отучили. У тех, у кого она была, так руки отбили, что даже внуки боятся думать о своей земле. Разобрались со всеми — кого к стенке, кого в лагеря, кого на дикие земли. Весь народ заставили ходить строем и в колоннах демонстрантов. Все стали пролетариями и колхозниками. Ну и разбавили массы тонкой прослойкой неуважаемой интеллигенции. Вот и готово новое общество. Руководи им, как хочешь. Поруководили вволю, от души! А души-то разные бывают. Спохватились через десятилетия, когда в стране повсеместно пусто на прилавках стало. Поняли, что еще чуть-чуть, и народ с кольями пойдет на Кремль. Ослабили удавку. Но десятилетия-то потеряны. Попробуй теперь людей приучить к земле, привить уверенность, что она теперь твоя. Сколько на это поколений потребуется? Три-четыре, если не больше. Страх-то по наследству передавался, почти на генном уровне. Долго еще будем жевать заморские окорочка и аргентинскую говядину.

Поднялись в зал. Нас действительно уже заждались. Артур недовольно пробурчал, что все уже остывает, а мы бродим где-то. Анри ехидно пояснил ему: «Должен же отец показать гостю фамильные ценности». Старик приструнил его: «Все правильно, ничего плохого в этом нет, но можно было и побыстрей». Шарль промолчал.

Огромный, массивный стол был застелен белой скатертью. Сервирован на четверых человек с одного конца. Смотрелось странновато. Огромный стол, огромный зал и мы — четыре мужика за столом. Артур с ноткой печали в голосе пояснил, понимая, что я почувствовал.

— Этот стол — ровесник стенам. Помню времена, когда за ним, слегка толкаясь, усаживались все члены семьи. А еще раньше, говорят, даже приходилось тесниться.

Ставя бутылки на стол, Шарль горько пошутил:

— А сейчас мы будем пьянствовать, и еще место остается — хоть в настольный теннис играй.

Скосил глаза в сторону сына. Тот моментально ощетинился:

— Опять я виноват?

— Виноват ты, не виноват, но пора бы уже и семьей обзавестись, — пробурчал отец.

Николай слегка задумался, затем продолжил.

Набрались мы тогда прилично. Все, кроме Артура. Под конец даже горланили какие-то песни, спели нашу «Катюшу». Артур классно подпевал. Оказывается, во время войны в их отряде воевало несколько русских, бежавших из лагерей. Вот они и научили его этой песне. Теперь он ее и вспомнил. Расчувствовался старик, прослезился. Потом разводил нас по комнатам на ночлег. Коньячок-то знатный: голова вроде соображает, а ноги не идут.

В этот момент раздался резкий, настойчивый зуммер мобильного телефона. В те годы телефоны были еще массивными, тяжелыми, и в карманах их, как правило, не носили. Николай извинился. Резко встал и, не дожидаясь повторного звонка, достал из внутреннего кармана пиджака сравнительно небольшой телефон. Отошел от стола. Слегка выдвинул тонкую антенну. Я слышал, что есть телефоны спутниковой связи, но видеть их не доводилось. Похоже, это как раз тот случай. Ничего себе! Парень, похоже, не так прост, как хочет показаться. Подобными «игрушками» в те годы кто попало не владел. Разговаривал, повернувшись спиной к столу. Буквально пара фраз — и задвинул антенну, сунул телефон в карман. Вернулся и сел за стол.