Вернуться домой - [49]

Сидя в коляске, Анри изобразил глубокий поклон и, широко разведя руки в стороны, выдал:

— Извини покорнейше, Артур! Да, я не ангел, крылышки мне опалили. Да-да, не надо только мне напоминать. Знаю и помню, что сам виноват.

Старик нежно погладил и слегка прихлопнул парня по спине:

— Все, все, хватит плакаться, отец приехал.

Он остановился на пороге зала. Здоровый мужик, ничего не скажешь. Анри — явно не в его породу. Шагнул, протягивая руку для приветствия. Ладонь — дай бог каждому, видно, силенка еще бродила в мужике. Слегка притянул к себе, шепнул на ухо:

— Спасибо за сына, — отстранился и совершенно другим тоном продолжил: — А он совершенно не похож на русского, если встретил бы где, никогда бы не подумал.

Анри не удержался:

— Можно подумать, ты русских так часто встречал. Рассчитывал, что он будет в лаптях и верхом на медведе?

Отец парня перевел взгляд на Артура, стоявшего за коляской, слегка кивнул. Повинуясь указанию, Артур отпустил парню шутливую затрещину и пояснил:

— Он говорит, что у него сегодня хорошее настроение. Вот у него язык и молотит сегодня.

— Оно и видно.

Развернулся к столу:

— Чем угощать сегодня будешь, Артур?

Продолжая шутливо тормошить волосы парня, старик другой рукой обвел накрытый стол, ответил:

— Это зависит от того, что и сколько сегодня будем пить за этим столом.

— Пить будем только коньяк и пить будем хорошо.

— Вот это — дело. Кажется, я не ошибся!

Сын азартно потер ладошки. Артур сказал, что у него, в принципе, все готово и он думает, что Шарлю вместе с гостем надо сходить в винный погреб:

— Пока вы будете ходить, все будет на столе.

Хозяин повернулся ко мне.

— Ты как?

— Какой вопрос, с удовольствием, когда еще доведется побывать в фамильном погребке.

— Зависит только от тебя, как часто будешь приезжать к нам.

Шлепнул меня по плечу.

— Пошли, парень.

Глава 17 ЖИВУТ ЖЕ ЛЮДИ!

Спускаясь по широким каменным ступеням в подвал, отец Анри напомнил мне, чтобы я не мучился с запоминанием его длинного имени, а называл его просто — Шарль. Поколдовал над массивным замком, и мы вошли под своды винного погреба. Пояснил, что это не основной погреб, а только для личных нужд. Основное хранилище вин — тех, что на продажу, — находится в чреве холма под одним из виноградников и оно намного больше.

На меня и этот погреб произвел неслабое впечатление. Вдоль правой стены на низких массивных треногах лежало не менее десяти бочек почти в человеческий рост. Все торцы емкостей были исписаны мелом какими-то пометками, стояли даты. Всю противоположную стену занимали стеллажи в два яруса, где стройными рядами лежали закупоренные бутылки. Со стеллажей свисали фанерные бирки, испещренные записями. И чем дальше бутылки располагались от входа, тем больше на них пыли или плесени — честно говоря, не разобрал, что это было.

Не останавливаясь у этих рядов, Шарль шел дальше. Только развел руки в стороны и сказал: «Это все вина, а нам нужен коньяк, а он там», — направился в торец погреба. В отличие от крупных собратьев винных, бочонки с коньяком были значительно меньшего размера. Но так же испещрены многочисленными меловыми записями. Стеллажей несколько, но более мелких. На нижних полках лежали закупоренные, заросшие пылью бутылки. Верхние полки были заставлены огромными бутылями толстого стекла. Шарль пояснил:

— В бутылях спирт. На каждом стеллаже бутылки всего нескольких годов. Но это самые лучшие годы для лозы, а они бывают не часто.

Начал мне подробно, с удовольствием объяснять, что это такое и от чего зависит, из чего складывается удачный год. Вежливо кивая, поддакивая ему, слушал вполуха. Оно мне надо? Один черт, я в этом как свинья в апельсинах буду разбираться. Чтобы все усвоить, вникнуть в тонкости, нужны годы. Но наблюдая, с каким жаром и удовольствием он мне рассказывает, стало его жаль. За этим подробным эмоциональным рассказом сквозило огромное желание передать свои знания и опыт в надежные, родные руки. И страх. Страх, что он не успеет этого сделать, что его не поймут, не воспримут его опыт. Вместе с ним могут уйти в никуда знания, накопленные за столетия жизни этого рода виноделов-трудяг. Его можно понять, с сыном ему в этом плане не повезло. Анри совершенно не тянулся к этим знаниям. Он был другой. Отцу так и не удалось привить ему любовь к семейному делу. Теперь мне стало понятно стремление отца как можно быстрее женить сына. Он торопился. У него оставалась последняя надежда — на внука. Вот уж его-то он не упустит. Сможет научить, сможет передать любовь к родовой профессии. Как бы подслушав мои мысли, Шарль резко оборвал пояснения. Досадливо рубанул рукой воздух.

— Эх, ладно! Хорошо, что хоть в чем-то Анри начал помогать.

Шагнул к стеллажу с бутылками и, обернувшись, пояснил, ткнув пальцем вверх:

— Ему больше нравится иметь дело с цифрами и словами. Всю бухгалтерию, переписку с банками и клиентами взял на себя.

Взял две бутылки, обтер их ветошью, протянул мне.

— Держи.

Взял еще одну. Слегка задумался, что-то прикидывая в уме.

— Думаю, хватит нам. Артур уже почти не боец по этому делу, да и должен же кто-то трезвым оставаться. Пошли наверх, заждались уже нас.