Вернусь, когда ручьи побегут - [56]

В нос ударил тяжелый, удушливый запах нечистоты, лекарств, запущенности и болезни. За перегородкой, отделяющей узкое пространство от остального помещения, на кровати со скомканными простынями лежала неопрятная седая женщина с одутловатым лицом и темной порослью над верхней губой, казавшейся на взгляд жесткой и колючей. «Не-е-т!» – взмолилась про себя Сима и остановилась, не дойдя до кровати.

Женщина молча смотрела на нее из-под приопущенных век.

– Садись, – коротко сказала она, указав глазами на стоявший в ногах кровати стул. Голос у нее был низкий, хрипловатый. Сима уставилась на валявшийся на сиденье стула заношенный фланелевый халат, какие обычно выдают в больнице, не зная что делать.

– Брось на спинку! – разрешила ее сомнения женщина. Сима потянулась было, чтобы взять вещь и пристроить на указанном месте, но рука непроизвольно отпрянула, и пальцы испуганно поджались. – Не бойся, я не заразная, – усмехнулась Алла Романовна, уловив Симочкино замешательство.

Сима села, положила ладони на сжатые колени.

– Сколько ж тебе сейчас лет? – спросила мать.

– Тридцать семь, – сказала дочь и опустила глаза.

– Да-да, тридцать семь, – кивнула головой Алла Романовна, словно что-то припоминая. И неожиданно громко позвала: – Леша! Алексей, иди сюда!

«Сейчас с сыном знакомить будет, – подумала Сима. – Как же она меня представит? „Это – Серафима, твоя сестра“?» Вдруг ошпарила мысль, как из дурного сна, что мать не знает ее имени.

– Алексей, ты слышишь или нет, я тебя зову!

Послышался звук отодвигаемого стула, шлепающие шаги, и из-за перегородки появился подросток:

– Ну чего?

Сима привстала ему навстречу, волнуясь, поправила ворот белоснежной блузки, готовая к знакомству.

– Сходи-ка в магазин к тете Любе, купи хлеба, сыру, печенья к чаю, – сказала Алла Романовна и, подумав, добавила: – Маленькую попроси у Любы, скажешь, для меня, она даст.

– Ладно, – неохотно согласился сын, скосив глаза на гостью, и исчез за перегородкой.

Симочка опустилась на стул.

За стенкой что-то зашуршало, задвигалось, и Алексей появился вновь.

– Не хватает, – сообщил он, помахивая купюрами.

– Не хватает? – изумилась Алла Романовна, высоко приподняв брови, и почему-то посмотрела на Симу. Подросток тоже обратил к ней свое лицо; возникла пауза, и Симочка опять почувствовала на себе оценивающий взгляд, каким мальчишка встретил ее на пороге.

– Сейчас-сейчас, – засуетилась она. Сняла с плеча сумочку, достала портмоне. В портмоне было три купюры, две – помельче, одна – покрупнее. Симочка перебрала их пальцами и потянула за уголок ту, что помельче. Стоявший рядом Леша, не скрываясь, следил за ее манипуляциями, выжидая, какой выбор она сделает. – Вот, – не выдержала Сима, вытаскивая самую крупную банкноту и отдавая ее родственнику. Он небрежно засунул бумажку в карман и бросил через плечо:

– Ну, я пошел тогда.

– Сдачу не забудь принести! – крикнула ему вслед Алла Романовна, приподнимаясь на подушках. Хлопнула входная дверь.

Было невыносимо душно.

Разговор не клеился, но это, казалось, не заботило Аллу Романовну, она думала о чем-то своем.

– Это вы? – спросила Сима, указывая на висевшую над кроватью большую фотографию в деревянной раме.

– Это я, – кивнула Алла Романовна. – Что, хороша?

Женщина на фото была редкой, завораживающей красоты. Густые волнистые волосы до плеч, чистый лоб, огромные с поволокой влажные глаза с чуть приопущенными внешними уголками, точеный прямой нос… С обнаженного плеча спадала атласная накидка, придерживаемая на груди холеной рукой. Образ можно было бы назвать томным, если бы не изогнутая левая бровь и легкая, едва уловимая усмешка на полных губах.

– Моей красоты в тебе, конечно, нет, но глаза немного похожи. Я в молодости… – Она не договорила, прижала ладонь к груди, лицо ее исказилось. Тяжело, надрывно закашляла, вытащила скомканную тряпицу из-под подушки, сплюнула в нее и сунула обратно. – Краб вот здесь, – сказала она, постучав по солнечному сплетению.

– Я могу вам чем-нибудь помочь? – выдавила из себя Симочка, боясь, что ее вырвет прямо тут, у постели больной.

Мать не ответила, потянулась за стоявшей на тумбочке кружкой с темно-коричневой жидкостью, сделала несколько глотков:

– С этого чага проку как с козла молока, – брезгливо сказала, ставя кружку обратно.

– Может быть, форточку открыть? – с надеждой спросила Сима.

– Ну открой немного, – разрешила Алла Романовна. – Я простудиться боюсь.

Сима отодвинула пыльную штору, встала ногами на широкий подоконник, дернула форточку и с жадностью вдохнула в себя весенний воздух.

Мать лежала с закрытыми глазами, лицо ее расслабилось, и Симе показалось, что она заснула. Подхватив сумку, она, не дыша, направилась к выходу и вдруг услышала ясный крепкий голос за спиной:

– Хорошо, что ты с отцом осталась.

Сима обернулась и неожиданно для себя спросила в упор:

– Это почему?

Мать теперь сидела в кровати, вальяжно откинувшись на подушках, поигрывала пальцами, улыбалась, и Сима подумала, уж не симулирует ли свою болезнь эта грешная женщина.

– Какая из меня мать? – продолжала Алла Романовна, склонив голову набок и любуясь переливами бриллиантового кольца на указательном пальце. – Это не мое призвание!