Верность - [56]

— Согласен, товарищ секретарь! — отозвался Юрис, повесил трубку и помчался обратно в поле.

А Марен со злостью сказал Гулбису, присутствовавшему при этом разговоре:

— Этот Бейка забывается. Черт знает что такое!

— Что же он сделал? — спросил Гулбис.

Первый секретарь не ответил, сердито отодвинул стул и сел.

— Не знаю, — сказал Гулбис, — мне кажется, что Бейка на правильном пути. Он медленно, но уверенно укрепляет под собой почву. Какой смысл метаться из стороны в сторону, где-то форсировать, а где-то оставлять огрехи и пробелы.

— Никто не велит ему метаться из стороны в сторону! — Марен прервал разговор — его вызвала Рига. Переговорив с Ригой и собираясь в Эзерлею, он мимоходом бросил Гулбису: — Придется заслушать на бюро… На днях я опять получил письмо.

— Анонимное, что ли? — язвительно спросил Гулбис.

— Ну и что с того?

— Ты мое мнение в этом вопросе знаешь. Это просто гадко. Как мы можем говорить о коммунистической морали, если сами поддерживаем подлость! В таких письмах по большей части лгут и сводят личные счеты. А мы рады предоставить трибуну: пожалуйста, гражданин аноним, мы не стесняем тебя — лги, интригуй, шантажируй, твои возможности не ограничены, ты ни за что не отвечаешь, ничего не должен доказывать! Моя бы воля, я бы их всех судил! Я бы их…

Марен был уже за дверьми. Гулбис сердито махнул рукой и пошел к себе в кабинет. И он снова про себя решил, что ему рано или поздно придется уйти отсюда.

А в «Силмале» одновременно с уборкой урожая начали чистить луга и пастбища. Максис Забер с другим трактористом уже третий день работали с утра до вечера, выкорчевывая кусты на берегу Мелнупите. Весь прибрежный луг зарос ивняком и ольхой. Тракторы зло фыркали, и следом за ними стелилась черная пашня. Если подбросить еще минеральных удобрений, то будущим летом вырастет отличная трава.

Может быть, уже в сотый раз Юрис снова и снова подсчитывал возможные доходы колхоза этой осенью. Старику счетоводу уже надоело «обсасывать» каждую цифру… Но что поделать — Юрис понимал, что в финансовых вопросах он не специалист. Конечно, хорошо, когда кругом знающие люди, с которыми можно посоветоваться, но этого все же мало. Чем ближе подходила осень, тем серьезнее Юрис начинал подумывать о том, что надо учиться.

В поздние вечера, когда Атис, отложив книгу или журнал, уже храпел на кровати, Юрис еще думал над бесчисленными, неразрешенными вопросами, которые никогда не давали ему покоя. Они требовали больше чем только энтузиазма, доброй воли, энергии, времени. Так это было с механизацией, так это с поголовьем скота. Улучшить поголовье, добиться, чтобы были только отличные племенные коровы сразу, к сожалению, невозможно.

Придется отложить на будущий год постройку коровника, потому что зимой все силы потребует электрификация. Только бы осенью не заладили дожди, пока картофель и сахарная свекла еще в поле…

Как начнешь думать обо всем этом, сон и близко не идет, начинает точить беспокойство. Хочется сразу встать и действовать, ни минуты не сидеть без дела. Еще раз вспоминается все, что было за день и что ожидает завтра. Надо думать о плохо растущей кукурузе, за которой невозможно было хорошо ухаживать без техники и за которую так сердится Марен, о концентратах, — за ними надо немедленно ехать в Ригу, а кто поедет? Всем некогда! О свиноферме в «Салинях», где плохо работает свинарка. Да разве у Терезе Гобы другие условия? А откормков с обеих ферм и не сравнишь.

На дворе шумит по-осеннему тугой ветер. Юрис кладет руки за голову, смотрит в непроглядный мрак и думает об Инге. Не думает, а тоскует по ней. Два дня они не виделись — правда, вчера он успел забежать в библиотеку, но там были пионеры, и ему даже не удалось поговорить с ней. Инга только успела на прощание быстро погладить его руку. Зато говорили ее глаза — преданные, любящие, добрые. Эх, до чего это нелепо и несправедливо, что счастью двух людей может помешать такое мелкое обстоятельство, как комната! Но надо ждать. И ловить редкие минуты для встреч, прятаться в темноте, в тени деревьев, точно они воры… нет, это более чем нелепо! Надо найти выход.

У Юриса от этих мыслей устала голова, его начал одолевать сон. «Спокойной ночи, Ингочка… наверное, ты уже спишь, мой маленький медвежонок. Завтра — суббота, вечером в Доме культуры концерт рижских артистов. Мы будем весь вечер вместе. Совсем, совсем рядом».

При мысли о Доме культуры Юрису вспомнилось заседание сельсовета неделю назад, на котором Инга сцепилась с Дижбаяром. Разговор шел о средствах для Дома культуры и библиотеки.

Инга тоже попросила слова и со свойственной ей прямотой сказала:

— Мне кажется, что все же следовало бы подумать над выбором репертуара. Мы об этом уже спорили, товарищ Дижбаяр. Вы говорите, что люди хотят видеть только шутки, но вы неправы. Это не так.

Дижбаяр, не ожидавший открытого упрека, прямо остолбенел. Казалось, что у него даже очки покраснели. Затем он попросил слова.

— Я прежде всего должен сказать товарищу Лауре, что у нее неправильное представление о задачах драматического коллектива. Она думает, что нам тоже следовало бы делать устные газеты, но, дорогой товарищ, мы ведь занимаемся искусством, а не какими-нибудь пустячками. Тут идет речь о вкусе. А комедии, на которые вы нападаете, классика.