Вернись до заката - [23]

Густав пробормотал про себя что-то энергичное и решительно сел прямо на траву.

— Почему ты уселся? Нога болит? — крикнула ему Патриция, убирая волосы с лица.

— Сколько нам еще идти? — спросил он сердито.

— По моим подсчетам, еще минут двадцать.

Патриция вытащила из кармана слегка измятую карту местности и стала ее рассматривать, не подозревая, что переживает сейчас Густав. Она знала, что он испытывает некоторое неудобство из-за новых кроссовок, но надеялась, что он все же получил хоть какое-то удовольствие от их прогулки.

— Двадцать минут?! Да каждая из них тянется, словно целый час! — пробормотал Густав себе под нос, потирая подбородок, поросший легкой щетиной.

Сегодня утром он забыл побриться, что случалось с ним чрезвычайно редко.

— Только не говори мне, что человек, который может утихомирить целый офис служащих одним взглядом ледяных глаз, не способен пережить пару волдырей на пятке.

Патриция хихикнула, запихнула карту в карман и уже собиралась опять отправиться в путь, не обращая внимания на страдания Густава, как вдруг он, невзирая на боль, пронизавшую его насквозь, резко вскочил и рванул к Патриции, как умелый спринтер, начинающий дистанцию.

Совершенно ошеломленная этим, Патриция не успела никак отреагировать, лишь озадаченно смотрела на Густава, когда он сбил ее с ног, подхватил в железные объятия, прежде чем она упала, и нежно уложил на мягкую, сладко пахнущую траву.

Его длинные мускулистые ноги пригвоздили ее к земле, его дыхание касалось ее лица, а ее руки оказались запрокинутыми за голову и прижатыми к траве. На его лице играла хищная усмешка, которой пират мог одарить свою пленницу, прежде чем воспользоваться ее слабостью.

Лицо Патриции горело от негодования. Она подняла колено, намереваясь нанести ему удар в самое чувствительное место, но он разгадал ее замысел и увернулся.

— Так тебе нравится мучить меня? — прохрипел Густав.

— Я никого не мучаю! Разве я виновата, что ты напялил эти дурацкие кроссовки?

Глаза Патриции сыпали зеленые злые искры. Она попробовала вырваться, но все ее попытки освободиться были обречены на неудачу, как она быстро поняла. Густав состоял из сплошных мускулов и значительно превосходил ее по физической силе. Он поразил ее и, помимо ее воли, волновал, хотя она и не забыла о своих клятвах больше не позволять ему играть с ее сердцем… или с ее телом.

— Наверное, твоя сидячая работа сделала тебя слишком нежным для таких прогулок, — насмешливо сказала Патриция, поражаясь собственной дерзости.

Улыбка медленно сползла с лица Густава, и его глаза потемнели.

— Нет, детка, — совсем тихо сказал он, так тихо, что Патриция скорее догадалась, чем услышала его слова, и ее тело покрылось мурашками. — Нет, это ты такая нежная… мягкая, как шелк….

Его рука скользнула под ее рубашку и легла ей на грудь, и ее переполнила жажда, древняя и вечная, как сама жизнь. От тяжести и жара его руки у нее перехватило дыхание. Он так давно не прикасался к ней! Она боялась продолжения, но чувствовала, что просто умрет, если он остановится.

Густав расстегнул пуговицы и распахнул рубашку Патриции, обнажив нежную плоть ее грудей. Его пальцы трепетно коснулись розовых вершинок.

— Нет!

Это слово вырвалось из уст Патриции помимо ее воли.

Проклятие! Густав медленно убрал руку, а затем скатился с Патриции и поднялся на ноги. Горечь разочарования пронзила ее насквозь, оставшись неприятным привкусом на губах. Она не сразу смогла встать, просто лежала на мягкой траве, без всякого выражения взирая на безразличное голубое небо над собой, всей душой желая умереть сию же секунду.

Легкий ветерок коснулся ее тела, она запахнула рубашку, застегнула пуговицы и через секунду уже была на ногах. Мельком взглянув на Густава, она лишь пожала плечами и тронулась в путь.

— Надо торопиться, может пойти дождь, — бросила она через плечо.

Она услышала тяжелый вздох за спиной.

— Теперь ты берешься и погоду предсказывать?

Патриция улыбнулась, у нее отлегло от души. По крайней мере, Густав не потерял чувство юмора. И не затаил на нее зла.

Патриция ушла принимать душ. Густав отправился в просторную гостиную и встал у окна, созерцая бесконечность воды, неба и песка за окном, тщетно пытаясь выбросить из головы соблазнительную картинку, представшую перед его внутренним взором, — стройное обнаженное тело под теплыми дразнящими струями. Он сложил руки на груди и тяжело вздохнул. Не глуп ли он был, пестуя надежды на что-то большее? Не слишком ли мало времени прошло, чтобы залечить старые раны? Разве мог он надеяться на то, что Патриция найдет в себе силы дать ему еще один шанс? Разве она сможет забыть о погибшем ребенке?

При мысли о ребенке Густав вспомнил свой сон. Ребенок плакал так отчаянно… Боль, которая отступила при пробуждении, опять вползла в его душу. Неожиданно он обнаружил, что его глаза наполнились слезами.

Раздраженный тем, что не справился с эмоциями, при том, что он всегда великолепно владел собой, Густав вышел в небольшой внутренний дворик. Он оперся на каменную изгородь, отделяющую дом от моря зелени, бушующего вокруг, и глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться. Неожиданно несколько капель упали на его лицо. Он поднял глаза и, к своему изумлению, обнаружил, что начался дождь. Всего несколько минут назад на небе не было ни облачка. Сейчас над его головой зависло несколько клоков серой ваты, а издалека надвигалась целая армия темных туч. Надо же, она оказалась права, эта маленькая нахалка.