Верлен и Рембо - [95]

Люсьен Летинуа

Тебя я помню на коне,

Когда кругом звучали трубы,

И твой припев солдатский мне

Звучал тогда сквозь те же трубы. (…)

Мечтал я: воинская смерть

Твой гроб знаменами покроет;

Но Бог велел, и эта смерть

Была простой: убил тифоид.[97]

Верлен не умел жить один. Ему нужна была любовь — и, желательно, не одна. Возможно, идеальным вариантом для него была бы любовь к женщине и к мужчине одновременно — кстати говоря, именно такую ситуацию он пытался создать, когда призвал к своему одру "умирающего" и Матильду, и Рембо. В период его пребывания в Ретеле все его попытки примириться с женой окончились провалом, и он ей этого не простил никогда — именно с этого времени начинается второй "прилив" злобы, который вновь приведет к мыслям об убийстве.

Однако непреклонность Матильды сыграла в "падении" Верлена второстепенную роль. Решающими оказались факторы природные — отравленная кровь алкоголика и склонность к "содомскому греху". Среди ретельских учеников Верлена был подросток по имени Люсьен Летинуа. Его родители были простыми крестьянами в Куломе (округ Вузье). По описанию Делаэ, юноша был довольно высокого роста, с живыми карими глазами и кротким взглядом. Лепелетье, который познакомился с ним через несколько лет, нашел его "бледным, хрупким, худощавым". Но Верлен смотрел на него другими глазами — его нежный друг был "тонкий, как девочка большая". Поначалу Верлен настаивал на том, что испытывает к нему чисто отцовские чувства — он будто бы заменил Жоржа, с которым ему не позволяли видеться (и о котором он как раз в это время забыл). Между Жоржем и Люсьеном было более десяти лет разницы — семнадцатилетний Люсьен, конечно, мог выступать в роли "заместителя", как говорят психиатры, но замещал он отнюдь не маленького сына. И если имя его пробуждало воспоминания о Люсьене Виотти, то высокий рост и арденский говор воскрешали образ Рембо. Правда, на сей раз ситуация кардинально отличалась от прежних двух: Верлен сам истово верил, и Люсьен был чрезвычайно набожен. Эта связь возникла под запах ладана. Было и еще одно обстоятельство, отличное от былых отношений с Рембо. Верлен был учителем Люсьена: он мог давать ему советы и выговаривать, наказывать и поощрять — иными словами, главенствовать. Это был своеобразный реванш за годы рабства — больше он не будет "безумной девой", которая склоняется перед волей "инфернального супруга".

По окончании учебного 1879 года директор вызвал к себе Верлена, поблагодарил его за превосходную работу и сообщил, что от изучения английского языка решено отказаться. Это было замаскированное увольнение. За несколько месяцев доэтого в Ретель приезжал местный епископ, и Верлен совершил крайне неосторожный поступок: он рассказал прелату обо всем, что произошло в Бельгии в 1873 году. По его словам, этим признанием он хотел облегчить свою совесть. Епископ, похвалив это благое намерение, отпустил ему грехи. Никаких видимых последствий этот разговор не имел, но в конце учебного года стало ясно, что в услугах Верлена здесь больше не нуждаются.

Возможно, поэт расстроился бы куда сильнее, но тут Люсьен, который провалил годовые экзамены, решил уйти из семинарии. В октябре 1879 года учитель и ученик отправляются вместе в Англию — старым, проторенным маршрутом. Верлен получил место преподавателя в Лимингтоне (графство Хемпшир). Родители Люсьена не возражали: это были очень простые люди, которые ничего не имели против путешествия сына в Англию, которое оплатил по доброте душевной его старший друг. Так в жизни Верлена повторился 1872 год.

В конце декабря Поль и Люсьен покидают Ливингтон, с намерением отправиться в Париж. На рождество они останавливаются в английской столице, где происходит окончательное выяснение отношений и заключается своеобразный договор. Признание содержится в стихах Верлена, который "обладал даром превращать в чистое золото самые низменные предметы". Конечно, подстрочник являет собой лишь бледное отражение прекрасных строк, вошедших в сборник "Любовь":

"О гнусная темнота самого веселого дня в году в чудовищном городе, где свершилась наша судьба… Угрызение в смертельном грехе сжимало наши одинокие сердца… И отчаяние наше было таким, что мы совсем забыли о земле".

Отметим также довольно забавную в данном контексте склонность поддерживать установившийся порядок вещей. Еще во время первого путешествия в Англию Верлен назвал Лондон "городом из Библии" — следовательно, именно здесь и подобало вторично приобщиться к "библейскому" греху.

Вернувшись во Францию в январе 1880 года, Верлен принимает решение навсегда связать свою судьбу с юношей, которого именует теперь "приемным сыном". Он живет померенно то у матери в Аррасе, то в Куломе — на правах гостя семейства Летинуа. Из-за цилиндра необычной формы и клетчатой крылатки местные жители прозвали его "англичанином". После того, как в кантоне стало известно о совместном путешествии в Лондон, он получил второе прозвище — совершенно неудобопроизносимое.

В конце февраля поэту удается выпросить у матери 30 тысяч франков — свою долю отцовского наследства, уже несколько раз промотанную. На эти деньги он покупает ферму в Жюнивиле, в семнадцати километрах от Кулома, записав эту земельное владение на имя отца Люсьена. Никому из своих знакомых он не признавался, что живет в Жюнивиле: в письмах к Валаду он дает свой аррасский адрес, да и тот просит никому не сообщать — "я в Америке". Скрытность эту можно объяснить только одним обстоятельством: если бы в Париже узнали, какой образ жизни Верлен ведет в деревне, все старые подозрения и слухи ожили бы вновь.