Верхом на тигре. Дипломатический роман в диалогах и документах - [14]
При вручении Юреневым верительных грамот Гитлер сделал акцент на важности нормализации отношений{62}.
1 марта 1938 года при активном содействии Астахова было подписано советско-германское соглашение о торговом и платежном обороте, которым продлевалось до 31 декабря 1938 года предыдущее соглашение такого рода.
Вместе с тем после провала миссии Канделаки негативных моментов в двусторонних отношениях стало намного больше. СССР и Германия сваливались в пропасть жесточайшей политической конфронтации. Складывалось впечатление, что они вот-вот сойдутся в беспощадном поединке. Гитлер щеголял своим антикоммунизмом и антисоветизмом, чтобы добиться расположения англичан и французов, а Сталин наносил ответные удары.
Какое, спрашивается, могло быть сотрудничество, когда СССР и Германию разделяла схватка в Испании? Если воспользоваться современным термином, гражданская война в этой стране была типичной proxy war, опосредованной войной, в которой они действовали через своих союзников: Советский Союз – через республиканцев, а Германия – через фалангистов, сторонников генерала Франсиско Франко.
Взаимные обвинения и оскорбления в прессе приобрели массовый и постоянный характер. При этом в советской дипломатической переписке подчеркивалось, что немцы ведут себя намного хуже русских. Сотрудники полпредства в Берлине и центрального аппарата НКИД с обидой отмечали, что германские средства массовой информации нарушают определенные «правила», которые, мол, соблюдают в Советском Союзе. Имелось в виду, что немцы «переходили на личности». В беседах с германскими официальными лицами Астахов обращал внимание на «личные оскорбления членов совпра»[14], а также «наших представителей за границей»{63}.
При этом в немецких СМИ советских руководителей изображали апологетами «юдентума» (то есть еврейства), а также «жидобольшевизма». В первую очередь доставалось деятелям еврейского происхождения, в частности Лазарю Кагановичу и Генриху Ягоде. Заодно почему-то немецкие газеты взялись за советника советского полпредства в Лондоне Самуила Кагана. На это обратил внимание Генеральный консул в Данциге Владимир Михельс.
В начале 1938 года Астахов докладывал в центр о своей беседе с Г. Асманом, директором Отдела печати Аусамта:
После краткого общего разговора я коснулся оскорбительной кампании германской прессы против СССР. Я указал, что не собираюсь касаться общеполитической враждебности германской прессы в отношении СССР и принципиальных доктрин. Но мы все же считаем, что систематически оскорбительные выходки германской печати против официальных лиц СССР, против наших представителей за границей, Красной армии и т. п. представляются нам далеко выходящими за пределы существующих между нашими странами отношений. Наша пресса, отношение которой к доктринам национал-социализма известно, воздерживается все же не только от оскорблений, но большей частью и от персональных характеристик официальных лиц Германии. У нас не принято обозначать на карикатурах Гитлера, присоединять к его имени оскорбительные эпитеты. Наша пресса избегает каких-либо некорректностей в отношении фон Нейрата и германских дипломатов. У нас не оскорбляют рейхсвер. Даже такие лица, как д-р Геббельс, не оскорбляются в печати. Мы называем германских официальных лиц по их официальным именам, хотя далеко не все носят те фамилии, под которыми они родились (это я повторил дважды, намекая на Гитлера, который, как известно, носит фамилию своей матери, а не мало благозвучную фамилию своего отца). Асману же, несомненно, лучше, чем мне, известно, что германская пресса ведет себя абсолютно не так. Личные оскорбления, грубые эпитеты, недопустимые карикатуры, двойные фамилии, имеющие явно оскорбительное предназначение, не сходят со столбцов печати. Журнал «Дойче Вер» выпустил специальный номер о Красной армии, составленный в недопустимо оскорбительных тонах{64}.
Астахов приводил пример «оскорбительной карикатуры на руководство РККА в журнале “Дер Арбейтсман”»{65}.
Когда он изложил свои претензии статс-секретарю МИД Германии Гансу фон Макензену (их посадили рядом на новогоднем приеме у Гитлера), тот высокомерно ответил: «Я ее [прессу][15] вообще не читаю. Мне дают лишь отдельные вырезки»{66}.
Трудно сказать, насколько объективно оценивал Астахов сдержанность советской прессы: ее антифашистский накал в 1920–1930-е годы был достаточно силен. Если говорить о советских карикатуристах, то Гитлера как отрицательного персонажа они не обходили вниманием. В журнале «Крокодил» в этой роли он появился уже в 1929 году и позднее не сходил с его страниц. Что касается политики и повседневности Третьего рейха, то они рисовались самыми чёрными красками – если только это образное выражение применимо к карикатуре, нередко цветной{67}. Вообще в международных сюжетах советских карикатуристов германская тематика превалировала{68}.
И немецкая, и советская пресса с особенной силой обменивались пропагандистскими выпадами в периоды ухудшения двусторонних отношений, что вполне закономерно. В 1937 году начался как раз такой период, длившийся до начала 1939 года и характеризовавшийся ожесточенным политическим соперничеством и массированными идеологическими атаками. Литвинов неутомимо бичевал нацистов в Лиге Наций и на всех международных площадках, гитлеровцы не оставались в долгу. Опираясь на советско-французский и советско-чехословацкий договоры о взаимопомощи, Москва удесятерила свои усилия по консолидации европейских государств для отпора германской экспансии.
