Верхом на ракете. Возмутительные истории астронавта шаттла - [61]
8 декабря 1983 года моей мечте о космическом полете, не говоря уже о программе Space Shuttle в целом, чуть не пришел конец, когда STS-9 приземлился с пожаром на борту. В последние минуты захода «Колумбии» на посадку в одном из ее гидразиновых насосов[102] появилась течь, и гидразин– чрезвычайно горючее вещество – попал в двигательный отсек. Возникший пожар быстро распространился на вторую гидравлическую систему, и обе они сразу же отказали, едва корабль коснулся земли. Начнись пожар на какие-то мгновения раньше, и он мог бы привести к отказу всех трех гидросистем, пока «Колумбия» была еще в воздухе. Представьте себе, что у вас заклинило руль, – точно так же «Колумбия» осталась бы без управления и разбилась в пустыне. Смерть разминулась с Джоном Янгом и его экипажем на считаные секунды. Когда я позднее рассматривал фотографии повреждений, нанесенных огнем, я вспомнил слова Джона: «Бог заботится о детях, пьяницах и астронавтах».
Неисправность, повлекшую утечку гидразина, быстро нашли и устранили. Программа шаттлов продолжилась, я воспрянул духом… и столь же быстро вновь очутился на грешной земле. Буквально в следующем полете 41-B оба выведенных в полет спутника не смогли достичь расчетных орбит из-за неисправности разгонных блоков. Я опять оказался в аду. Такой же ракетный блок был пристыкован к одному из двух наших связных спутников. NASA вряд ли допустило бы к запуску «Дискавери» лишь с одним спутником в качестве груза. Несколько недель мы тряслись и покрывались холодным потом, пока NASA перетасовывало грузы, и во второй раз мы выжили и остались на «Дискавери»[103]. Перед нами оставался только один полет.
Теперь мы практически жили в смоделированных условиях – одна из тренировок длилась 56 часов. Хэнк и Майк проводили бо́льшую часть времени, отрабатывая аварийные варианты выведения и посадки. Стив, Джуди и я были поглощены тренировками с полезным грузом. Помимо этого проходили тренировки по выходам в открытый космос. В нашем полете они не планировались, но в каждом экипаже шаттла было два астронавта, подготовленных к аварийному выходу. Тем самым обеспечивалась одна дополнительная линия защиты против событий, которые могут погубить экипаж, – к примеру, невозможности закрыть створки грузового отсека. Попытка входа в атмосферу с открытыми створками означала бы гарантированную смерть. Поэтому каждый компонент, связанный с закрытием и запиранием створок, был продублирован. Дублированные моторы приводились в действие дублированными электрическими системами через множество дублированных черных ящиков и дублированную кабельную сеть. Один отказ любого из этих устройств не помешал бы экипажу закрыть и запереть створки. Но и этого не было достаточно для NASA. Агентство хотело продублировать и эту резервированную систему вышедшими в открытый космос астронавтами, которые могут накинуть трос на край створки и закрыть ее при помощи лебедки, а затем вручную установить и затянуть замки. Приходилось рассматривать и другие чрезвычайные обстоятельства. Антенна с высоким коэффициентом усиления и роботизированная рука шаттла могли застрять за пределами контура и помешать закрытию створок. Два астронавта готовились к тому, чтобы в аварийном выходе заставить эти устройства уйти в грузовой отсек и зафиксировать их там. Хэнк назначил Хаули и меня выходящими астронавтами и Джуди – нашим внутрикорабельным помощником. Ее работа состояла в том, чтобы помочь нам облачиться в 130-килограммовые скафандры для передвижения за бортом (Extravehicular Mobility Unit, EMU), помочь проверить скафандры и вместе с нами проработать план действий по выходу, чтобы избежать ошибок. Выходящий в космос астронавт оказывается перед лицом совершенно новых рисков. В наддутом состоянии скафандр становится твердым, как автомобильная шина со стальным кордом, в значительной степени затрудняя движения и нарушая тактильные ощущения. В таком состоянии легко допустить ошибку, и возможно смертельную. В случае нашего с Хаули выхода в открытый космос Джуди становилась нашим ангелом-хранителем: ей предстояло следить за нами из кабины «Дискавери» и обеспечивать точность соблюдения всех процедур.
Главным объектом для отработки выходов был плавательный бассейн WETF. Едва ли есть более подходящий способ испытать клаустрофобию, чем погрузиться под воду в скафандре EMU. Один астронавт признался мне, что у него регулярно подскакивало давление, когда летные врачи проводили контроль жизненно важных функций перед испытаниями в WETF. Врачам это настолько не понравилось, что они заставили его пройти в летной клинике многократные проверки давления, чтобы убедиться, что за этим не скрывается хроническая проблема. У меня с этими проверками никогда проблем не было. Я всегда мог привести себя в доброе расположение духа, сидя с манжетой на руке. А когда ее снимали, мои вены выдерживали проверку на эластичность.
Тренировки в WETF давали наибольшую физическую нагрузку среди всех видов подготовки астронавтов. Точно так же, как и в космосе, скафандр наддувался до состояния железа. Столь простая задача, как сжать ладонь в кулак и вновь раскрыть ее, быстро утомляла соответствующие мускулы. И хотя скафандр имел нейтральную плавучесть, тело внутри него – нет. Когда я находился в вертикальном положении, я стоял в нем. Но когда в ходе тренировки мне приходилось работать головой вниз, а это бывало часто, я «падал» внутри скафандра на дюйм или два до тех пор, пока всем своим весом не опирался на наружные участки плеч, прилегающие к шейному кольцу скафандра. Это было настоящей пыткой. Пересиливая жесткость скафандра, я также получал ссадины на руках и отметины на других частях тела. И все же, невзирая на боль и на периодические приступы клаустрофобии, я любил тренировки в WETF. Как и при тренировках с манипулятором, эта работа требовала больших усилий и приносила большее удовлетворение, чем освоение операций на переключателе, позволяющих отделить спутник от ракеты. Я молился о том, чтобы когда-нибудь мне доверили выход… плановый выход. Я не желал слышать слово
