Верхом на ракете. Возмутительные истории астронавта шаттла - [178]

Мама и папа наделили меня даром исследования. Они подняли мою голову к небу. Они поддержали мое детское увлечение космосом и ракетами. В борьбе с полиомиелитом отца они были живым примером упорства перед лицом серьезных испытаний. Бесчисленное множество раз мне был нужен этот пример, чтобы оставаться на выбранном пути. Он был нужен мне, чтобы перенести тяготы Вест-Пойнта, чтобы пережить тошноту на заднем кресле F-4, чтобы получить высшее образование и чтобы дойти до выпуска в школе летных инженеров-испытателей.

Донна была еще одним великим человеком в моей жизни, умеющим воплотить мечту в реальность. Она ни разу не дрогнула и не лишила меня поддержки… никогда… даже когда мой путь был трудным и страшным. Она приняла на себя роль матери-одиночки для троих наших детей, чтобы позволить мне сосредоточиться на моем пути. Она ждала моего возвращения с войны. Она хоронила друзей и утешала их вдов и детей. Она принимала меня таким, как есть: далеко не лучшим мужем, порой не замечающим никого вокруг в борьбе за главный приз. Она пережила ужасы девяти предстартовых отсчетов шаттла, шести прощаний в Бич-Хаусе, шести выходов на крышу LCC, одной отмены полета после запуска двигателей и трех стартов. На всем пути она была моей тенью… всегда рядом со мной.

Я думал о команде NASA, на чьих плечах поднялся в космос. Хотя у меня были серьезные претензии к некоторым руководителям агентства, я испытывал огромное уважение и восхищение по отношению к легионам, из которых формировалась объединенная команда NASA, подрядчиков и госслужащих. Это были планировщики, инструкторы на тренажерах, персонал Центра управления полетом, представители ВВС и других ведомств, занятые в моих двух военных полетах, служба управления воздушным движением на Эллингтон-Филд, административные работники, летные врачи, техники по скафандрам, команда Центра управления пуском и тысячи других.

Я думал о том, как мой опыт работы в NASA изменил меня. Я пришел в Центр Джонсона в 1978 году как самоуверенный военный летчик и ветеран войны, убежденный в своем превосходстве над гражданскими. Однако вид Пинки Нельсона, преодолевающего на индивидуальном реактивном летательном аппарате пространство между кораблем и неисправным спутником Solar Max, заставил меня присмиреть. Шутка Стивена Хаули в первые ужасные моменты после прерванного запуска 41-D («Я думал, мы окажемся повыше в момент отключения двигателей») была еще одним уроком. Я понял, что постдоки и прочие гражданские имеют в избытке и квалификацию, и смелость, и я научился восхищаться ими и уважать их.

Но самая большая перемена во мне за годы в NASA произошла в восприятии женщин. Я узнал, что они – настоящие люди, с мечтами и стремлениями и им нужна возможность проявить себя. И женщины из нашей группы TFNG смогли сделать это. Наблюдение за Рей Седдон, которая на девятом месяце беременности отрабатывала посадки на тренажере шаттла, стало уроком для всех. Ее незапланированная и опасная попытка с помощью манипулятора активировать неисправный спутник[177], которую я наблюдал на экране, тоже была уроком. И вид Джуди, выполняющей свои обязанности в полете 41-D, был уроком. И то, что именно она могла включить спасательный прибор Майкла Смита в том аду, которым была кабина «Челленджера», было уроком. Постоянной демонстрацией профессионализма, мастерства и смелости женщины из группы TFNG заставили Майкла Маллейна вернуться к школьным истинам и изменили его.

Невозможно было сидеть на этом берегу и не думать о «Челленджере». Океан, который шумел у моих ног, с бо́льшим основанием мог называться могилой его экипажа, чем камни с фамилиями на Арлингтонском кладбище. Почему погибли они, а не я? По мере того как 28 января 1986 года отступало дальше в прошлое, этот вопрос все больше и больше занимал мое сознание. В группе TFNG было 20 человек с одинаковой должностью – специалист полета. Погиб один из семи. Любой из нас мог оказаться на «Челленджере». Почему же атомы не моего тела выносил на берег океанский прибой? Это был вопрос, который всегда задают выжившие и на который нет ответа: солдат, у которого на глазах сосед принял пулю, пожарный, который видит, как обрушился дом на его команду, пассажир, который не успел на пересадку, и самолет разбился без него. По какой-то причине, известной только Богу, всем нам дали вторую жизнь.

И куда же мне идти с билетом во вторую жизнь? Я все еще не знал этого. Мне предстояло искать новую работу. У меня не было тяги ни к чему в гражданском мире. Передо мной была та же реальность, что и перед каждым астронавтом, вышедшим в отставку: реальность, в которой мы достигли пика своих жизней. Мы пытались нащупать следующую ступеньку лестницы жизни – наверху, а ее просто не было. Что еще может сделать человек, который летал на ракете? Что бы это ни было, нам придется спуститься по этой лестнице. И неважно, сколько мы заработаем денег в новой жизни и чем прославимся, мы уже никогда не будем основным экипажем. Мы никогда не услышим грохота запускающихся двигателей, не почувствуем перегрузки и не увидим, как впереди чернеет небо, превращаясь в космос. Теперь мы навсегда – земляне. Это была отрезвляющая мысль, но я знал, что смогу привыкнуть. Я найду себе достойное занятие. Если отец и мать чему-то и научили меня, так это тому, что на Земле есть множество горизонтов, за которые мне еще предстоит заглянуть.