Верхом на ракете. Возмутительные истории астронавта шаттла - [162]

Болезнь Крейтона оказалась лишь началом. Джон Каспер также почувствовал себя плохо и начал принимать лекарства, и Дейв Хилмерс вскоре последовал за ним. Затем во время совещания один из астронавтов группы поддержки выбежал из комнаты, потому что его тошнило. Гостиница экипажей внезапно стала местом высокой биологической опасности. Санперсонал облачился в закрывающее все тело скафандры, чтобы очистить помещение от вирусов. Врачи потребовали от всех нас образцы мочи и кала. Я попытался проигнорировать этот дурацкий запрос, но не смог ускользнуть. Вернувшись в комнату после совещания, я обнаружил, что доктора Фил Стапаняк и Брэд Бек оставили мне нехилую напоминалку – сладкий батончик внутри контейнера для образцов. В следующий раз мне пришлось воспользоваться баночкой от молочного десерта. Когда я откладывал порцию экскрементов для контейнера поменьше, я просто застонал на пороге ванной комнаты: «Этого в инструкциях не было!»

Я засунул смердящий контейнер в пластиковый пакет и выбросил в мусорный ящик. В нем уже было больше медицинских отходов, чем на пляже в Нью-Джерси: испачканная ткань, другие емкости для сбора кала, упаковки антибиотиков и противоотечных препаратов, а также пустая бутылочка противодиарейного средства. Экипаж STS-36 состоял из ходячих развалин.

Лишь мы с Пепе не заболели, и я молился, чтобы так оно и осталось. Если вирус медленно, но верно подкосит каждого из нас, это может вызвать значительную задержку. А если я получу инфекцию последним, то окажусь в итоге крайним. Я представлял себе, что меня снимают с полета и какой-то запасной эмэс занимает мое место. Ко мне вернулась моя старая паранойя – страх, что за несколько часов до старта меня снимут с полета. Невзирая на то, что для меня это был мой третий полет, что мой значок астронавта не мог стать более золотым и что я до чертиков боялся, я нуждался в полете, как героиновый наркоман – в своей дозе. Чтобы удержать шпателем мой язык при осмотре горла, врачам пришлось потрудиться.

Глава 39 За девять минут до старта

Из-за плохого прогноза погоды попытка старта в ночь на 24 февраля была отменена еще до заправки внешнего бака. Это было весьма кстати, поскольку Крейтон все еще был не на шутку болен. Однако 25 февраля казалось подходящей датой. Прогноз на момент открытия стартового окна в полночь был благоприятным. Джей-Оу выглядел совершенным доходягой, но как-то умудрился убедить врачей, что с ним все в порядке. Мы отправились переодеваться. На этот раз я надел подгузник вместо устройства сбора мочи с кондомом. Я устал опасаться, что он соскочит. Может, в следующей жизни Господь даст мне пенис, более приспособленный для космического полета, но сейчас приходилось работать с тем, что есть. Подгузник был куда более надежным выбором.

Мы носили термобелье, которое выполняло роль лишнего защитного слоя. Теперь, когда у нас была система покидания корабля, скафандры одновременно выполняли функцию гидрокомбинезона, а длинные подштанники предназначались для того, чтобы увеличить продолжительность выживания в случае посадки на воду. Впрочем, к вопросу о выживании в Северном Ледовитом океане в зимнее время мы относились с той же иронией, что и Альфред Нойман, рисованный герой американского комического журнала. Как однажды сказал Хут Гибсон по поводу STS-27, пародируя строку из вестерна о Бутче Кассиди и Сандэнсе Киде: «Какого дьявола – при падении ты все равно помрешь».

Облаченные в комбинезоны техники поджидали нас в комнате для надевания скафандров. Наши ярко-оранжевые скафандры LES были разложены на пяти массивных креслах типа La-Z-Boy. Именные таблички на каждом кресле обозначали, кому из астронавтов какой скафандр принадлежит, причем во всех надписях, кроме имени Пепе, были опечатки. Пепе пробрался в скафандровую раньше нас и разложил поддельные таблички в качестве возмездия: в первой версии нашей экипажной эмблемы в его необычной франко-канадской фамилии Туот переставили две буквы, и она превратилась в Тоут. Мы все рассмеялись: все, что снимало напряжение, было к месту. И я уселся в кресло с табличкой «Моллейн».

Я снял обручальное кольцо и положил его в очечник: кольцо могло за что-нибудь зацепиться при аварийном покидании корабля. Я собирался надеть его после выхода на орбиту. Точно так же я поступил перед 41-D и STS-27 и оба раза вернулся живым. Теперь это действие было ритуальным – как у игрока, который должен перекреститься, встав на позицию отбивающего. Мне нужно было остаться в живых, чтобы вновь надеть это кольцо. Господь знает об этом и позаботится обо мне. Во всяком случае, я на это надеялся.

Техники помогли мне просунуть ноги в штанины скафандра. После этого я встал и застегнул на молнию встроенную противоперегрузочную надувную камеру вокруг живота. Я приспустил нижнюю часть и одновременно всунул руки в рукава и пропихнул голову через шейный «воротник». В последний раз я просовывал голову через столь узкое отверстие в день появления на свет{85}. Кольцо было специально сделано тугим, чтобы резиновый «воротник» плотно прилегал к шее и не позволил скафандру набрать воду при приводнении.