Верхом на ракете. Возмутительные истории астронавта шаттла - [133]

На приветственном вечере этого набора в таверне «Аутпост» я встретился с Джорджем лицом к лицу. Я поднял глаза от кружки с пивом и увидел, как он целенаправленно приближается ко мне. «Ого, – подумал я. – Надеюсь, он не собирается задавать мне вопросы относительно некоего документа, подписанного д-ром Терри Макгуайром?» Я все еще опасался, что у Эбби есть скрытые камеры по всему Центру Джонсона или какие-то еще средства для наблюдения, с помощью которых он узнаёт, где мы бываем и с кем разговариваем. Быть может, он установил подслушивающие устройства в каждом кабинете, в том числе и в том, который использовал Макгуайр? Я даже пожалел, что просто видел этот документ о лидерстве среди астронавтов. Хочу я или нет, а уже это делало меня причастным к любому потенциальному заговору против Эбби.

В его бормотании мне послышалось:

– Как поживаешь, Майк?

– Отлично, Джордж.

Сердце у меня билось так сильно, будто я на старте и включены маршевые двигатели (что неудивительно, когда с тобой разговаривает Бог, а ты скрываешь смертный грех).

– На этой неделе будешь на месте?

«Ну вот», – подумал я. Он хочет вызвать меня к себе… по поводу трактата Макгуайра. Я готов был закричать: «Я невиновен! Я не имею к этому никакого отношения! Макгуайр написал его еще до того, как я говорил с ним. Грешны остальные, но не я. Убейте их. Пощады, мой сеньор, пощады!» Но вместо этого я прохрипел: «На этой неделе? Ну да… Буду». В этот момент я очень радовался, что Джордж никогда не смотрит в глаза собеседникам. Даже если разговор продолжится в том направлении, которого я опасался, мне не придется бояться, что он увидит ложь в моих глазах. В общем, мы разговаривали, опустив глаза в пол.

– Это хорошо. Надо кое-что обсудить.

О боже. Я погиб.

Эбби продолжил: «Испытания SRB идут хорошо{69}. Нужно будет сделать еще несколько назначений экипажей. Нам нужно поговорить об этом». Я едва не уронил пиво. Не Макгуайр будет темой беседы! Хотя я не был ни в чем уверен (в отношении Эбби никто не мог быть ни в чем уверенным), я почувствовал, что он дразнит меня предстоящим назначением в полет. Я посмотрел на него – и увидел, вне всякого сомнения, застенчивую улыбку на его лице. На самом деле он исполнял свою божественную роль глашатая добрых вестей.

Я тут же отправился к Донне, чтобы пересказать ей наш разговор, который она восприняла со смешанными чувствами. Она была счастлива, что я, возможно, нахожусь на пороге назначения во второй космический полет, но боялась, что я в нем погибну. Несколько вдов астронавтов «Челленджера» присутствовали на вечеринке, и все жены, в том числе и Донна, смотрели на них и думали: «Это могло произойти и со мной».

Всю следующую неделю я просидел в офисе, хватаясь за телефонную трубку после первого же гудка и надеясь услышать голос Эбби, но он так и не позвонил. Моя паранойя нарастала. Может быть, я придал чрезмерное значение словам Эбби? Может быть, то, что я принял за застенчивую улыбку, было гримасой от боли в животе? А может, Джордж знал о моем предательском походе к Макгуайру и просто играл со мной?

Прошла еще неделя, а звонка все не было, и я был уже уверен, что со мной играли. Если теперь под его машиной взорвется бомба, я буду возглавлять список подозреваемых в гордом одиночестве.

Наконец, 10 сентября – в день моего 42-летия – я вернулся из полета на T-38 и обнаружил на двери раздевалки записку, в которой содержалась просьба Эбби позвонить ему… домой. Я был уверен, что это и есть тот самый звонок: мне предстоит узнать о своем назначении во второй полет. Иначе зачем Эбби могло потребоваться, чтобы я беспокоил его в 10:15 вечера? Это будет прекрасным подарком на день рождения! Я набрал номер.

Но меня ждало очередное разочарование. Джордж сделал вид, что вовсе не было необходимости звонить ему домой. Все, что он хотел знать, – это видел ли я письмо некоего конгрессмена от штата Нью-Мексико по поводу программы Space Shuttle. Теперь я не сомневался, что Эбби – кот, а я – несчастная мышь. Он играл со мной, и никакое назначение мне не светило.

В субботу вечером я сумел ненадолго забыть о назначении в полет. Набор 1987 года проводил свою первую вечеринку и отлично развлек нас скетчем по мотивам телевизионного шоу «Свидание». Дэн Бранденстайн играл роль холостяка, выбирающего невесту. Он сидел на сцене и знакомился с кандидатками – одетыми в женские платья мужчинами из набора 1987 года – соперницами в борьбе за его внимание. Единственной настоящей женщиной, которая участвовала в представлении, была Мей Джемисон, первая чернокожая астронавтка. Ее представили как «знаменитую ведущую Ванну Уайт». Уверен, адвокат Джонни Кокран нашел бы тут повод для судебного иска. Одним из мужчин в дамском наряде был астронавт-новичок Марио Рунко. Представьте себе высокого, мускулистого Клингера из сериала «Чертова служба в госпитале МЭШ», и вы получите портрет Марио. У него был классический римский нос, вечная легкая щетина и местный нью-йоркский акцент – Марио говорил на бронксском диалекте. Для представления он втиснулся в черные сетчатые чулки, надел короткое платье и туфли на высоких каблуках. Ансамбль позволял выставить на всеобщее обозрение волосатость, в которой Марио не уступал снежному человеку. Без сомнения, он был самым безобразным трансвеститом среди всех, кто когда-либо пользовался губной помадой.