Верхом на ракете. Возмутительные истории астронавта шаттла - [130]

Встреча закончилась, и я вновь побрел к себе в кабинет. Несколько других TFNG отправились выразить друг другу сочувствие. Астронавты из ВВС злились из-за того, что военно-морской астронавт Рик Хаук будет командовать миссией, знаменующей возобновление полетов шаттла. Для Рика это будет уже второй полет в качестве командира, притом что его пилоту и коллеге по TFNG полковнику ВВС Дику Кови еще предстояло стать командиром в первый раз. Другие были в ярости оттого, что на этот полет назначен Пинки Нельсон. Хотя Пинки все очень любили, после «Челленджера» он позволил себе взять длительный академический отпуск для работы в Университете Вашингтона. Остальным же приходилось заниматься рутиной и подвергаться жестокому обращению со стороны Янга. В нашем сознании Пинки не заслужил такого приза, как первая миссия после «Челленджера». Болезненным моментом было и то, что его последний старт состоялся как раз перед «Челленджером», так что теперь у него получалось два полета подряд. Норм Тагард был уверен, что Эбби выбрал Нельсона просто для того, чтобы показать остальным, насколько несправедливым и капризным он может быть. Я вспомнил строку из документа д-ра Макгуайра о руководстве астронавтами: «Непоследовательность, неопределенность, умолчание, увиливание… все они имеют место в его продуманной непредсказуемости».

Были и другие аспекты этого назначения, которые разозлили бы еще больше, если бы мы о них знали. Годы спустя, на встрече в честь 20-летия группы 35-ти, Рик Хаук рассказал мне, что Эбби позволил ему выбрать Дика Кови в качестве пилота. Никакой другой командир из числа TFNG никогда не получал такой привилегии. Эбби всегда лично назначал и командира, и пилота, и специалистов полета – всех. Хаук также признался, что еще за шесть месяцев до пресс-релиза ему сказали, что он будет командовать первым полетом после катастрофы, но Эбби взял с него клятву хранить это в тайне. Я подумал, сколько же раз в течение этих шести месяцев другие питавшие надежды командиры, будучи в компании Рика, вслух гадали, кто возглавит STS-26, а Рик делал вид, что гадает вместе с ними. Глубокая тайна. Это было стилем Эбби, и это деморализовало астронавтов.

А тем временем моя «зима неудовлетворенности» продолжалась. Как мы и ожидали, программа создания легких ускорителей была отменена, и вместе с ней был положен конец всей затее эксплуатации шаттла на базе Ванденберг. Мне не было суждено увидеть полярную орбиту.

Обломки «Челленджера» – все – были замурованы в двух заброшенных ракетных шахтах на мысе Канаверал. Для меня это была еще одна головная боль. Фрагменты корабля надо было сохранить для постоянной экспозиции в ключевых центрах NASA в качестве напоминания о цене ошибок руководства и всей команды. Как минимум обломки следовало выставить в штаб-квартире NASA и в главных зданиях каждого полевого центра NASA. Это было необходимо в отношении как Центра управления пуском, так и Центра управления полетом. Даже в Отделе астронавтов стоило бы сделать такую экспозицию. Другие астронавты были того же мнения. Я слышал, как Боб Криппен заметил, что каждого астронавта нужно было обязать посмотреть на обломки, прежде чем их захоронили, и добавил: «Не думаю, что все гражданские космонавты даже сейчас правильно оценивают риск, на который идут, поднимаясь в кабину шаттла». Но такие экспозиции не были организованы. Растерзанное тело «Челленджера» спрятали, как будто сам вид его был чем-то непристойным.

Джон Янг продолжал третировать меня всякий раз, когда я что-либо говорил о безопасности полигона или о возможности использования двигателей системы орбитального маневрирования при выведении. Каждый понедельник по нашему отделу, подобно северному ветру над «ручкой» штата Флорида, где находилась моя база Эглин, проносились слухи о неминуемом увольнении его и Эбби. Но наступала пятница, и ничего не менялось. Крепкий ночной сон давно ушел в область воспоминаний. Я вставал среди ночи и уходил на прогулку или предпринимал пробежку. Мы с Донной до посинения обсуждали возможность ухода из NASA. Я уже прослужил 20 лет в ВВС[150] и мог уйти в отставку со службы и из агентства, вернуться в Альбукерке и найти там работу. Но всякий раз, когда я думал о расставании с T-38 или о том, что никогда больше не услышу фразы «Разрешаю запуск маршевых двигателей», или о том, что не увижу больше Землю из космоса, меня охватывал гнев. Я делал свою работу. Я хорошо ее делал. Почему же мне нужно уходить?

Весной 1987 года я получил временную передышку. Шаттлу предстояло оставаться на приколе еще по крайней мере год, и ВВС США решили, что это подходящее время познакомить своих астронавтов с космическими операциями Военно-воздушных сил. ВМС собирались сделать то же самое со своими астронавтами. Оба вида Вооруженных сил называли эту программу «подсиниванием», имея в виду, что мы наденем вновь, по крайней мере на время, свои синие мундиры[151]. Нам предстояли командировки на различные базы в США и за рубежом для получения информации о том, как военные космические средства используются для противодействия советской угрозе.