Верх совершенства - [40]

– А мисс Трент, насколько я понял, не захотела быть никому обязанной?

– Не больше, чем я в этом нуждалась. Но если вы хотите сказать, что мне не за что и без этого быть благодарной дядюшке и тетушке, то глубоко ошибаетесь! Моя тетушка была так добра ко мне, что даже взяла на себя заботу о том, чтобы вывозить меня в свет, не жалела трудов, чтобы на меня должным образом обращали внимание, – прибавила она со смешком. – У нее было твердое убеждение, что я все равно смогла бы найти себе достойную партию, несмотря на то, что у меня не было состояния, если бы… если бы не решила применить себя к делу. О, Господи! Мне не следует посмеиваться над ней, ведь она столько для меня сделала, но… но она была такая смешная!

Он смерил ее оценивающим взглядом и сказал:

– Бедняжка! В юности вас никогда не соблазняла мысль стать знаменитой?

– Нет, я всегда была хитрюгой, – весело ответила она.

– В самом деле? Скажите, вы жили у дядюшки только один сезон?

Она кивнула.

– Да, только не воображайте, что я не могла бы остаться дольше, если б захотела. Просто мне было его жаль. У него было трое своих дочерей, которых нужно было вывозить в свет. Если б я осталась, он бы не сказал ни слова, но с моей стороны это было бы уже слишком! А тут еще Бернард залез в такие долги!..

– И вы стали гувернанткой. Не без сопротивления семьи, полагаю?

– О, еще какое сопротивление! Уилл и Гарри подняли насчет этого столько шуму! И даже Мэри сказала, что с моей стороны это очень нехорошо, что я отказываюсь жить за их счет. Они все представляли, что я буду влачить жалкое существование на свое убогое жалованье. И смотрели на меня чуть ли не как на рабыню, выставленную на рынке. Их утешало только мое обещание вернуться в семью, если я пойму, что выбранная мной стезя невыносимо тяжела.

– И не вернулись? – спросил он, испытующе глядя на нее.

– Нет. Я бы, конечно, сделала это, но… мне невероятно везло! Мисс Климпинг, например, милая женщина, обращалась со мной так, будто я была не учительницей младших классов, а ее родной племянницей. Она-то и порекомендовала меня миссис Берфорд. Так я стала опекать Фанни.

– Господи, и такую жизнь вы называете невероятным везением?!

– Разумеется, называю! Дорогой сэр, если бы я сказала вам, какое огромное жалованье мне платят, вы бы окаменели!

– Я в этом мало что смыслю, но мне кажется, что если бы вы остались в свете, то жили бы гораздо богаче. А так – всего лишь гувернантка…

– Но я не обычная гувернантка! – с важным видом сказала она. – Только представьте! Кроме таких обычных дисциплин, как рисование акварелью и умение пользоваться глобусом, я учу своих подопечных музыке, игре на фортепиано и арфе. А потом я еще говорю и пишу по-французски и по-итальянски.

– Я не сомневаюсь, что вы честно отрабатываете каждое пенни своего жалованья.

Она звонко рассмеялась.

– Да ведь в том-то и беда, что не отрабатываю! Клянусь вам, что порой не знаю, куда деться от страшных угрызений совести. Ведь у Шарлотты нет ни способностей, ни желания, а Фанни хватает только на то, чтобы заучить несколько понравившихся строчек из итальянской песенки. Я смогла убедить ее в том, что умение хоть немного играть на фортепиано – это непременное условие для перспективной леди с социальными амбициями, но вот подойти к арфе я ее заставить не смогла! Она жалуется, что струны ломают ей ногти. Говорит, что лучше иметь красивые ногти, чем уметь играть на арфе.

– И все же я продолжаю считать, что вы отрабатываете свое, мэм.

Он как раз вспоминал об этом разговоре, когда она подошла к нему на террасе со словами:

– Действительно, самое ужасное существо на всем свете! К тому времени он уже знал наверняка, что она является для Теофании не столько гувернанткой, сколько охранником. И поскольку он чувствовал, что ее ум позволит ей без большого труда угадать цель его заигрываний с девушкой, со дня на день он жил в ожидании того, что она потребует от него в этом отчета. Ему казалось, что миссис Андерхилл относится к безумному увлечению Джулиана если не благосклонно, то с почтением. Она не просто не чинила никаких видимых препятствий их участившимся визитам, но каждый раз повторяла, что они могут себя чувствовать в Степлзе как у себя дома и вообще пусть заезжают без всяких церемоний.

– Представляю, как неудобно сейчас стало у вас в Брум Холле. Там ведь сейчас настоящая стройка! Штукатурка, наверно, отовсюду сыплется. Уж я-то знаю, что такое ремонт! – говорила она, жалея их с кузеном. – Так что гостите у нас, сэр Уолдо, когда вам того захочется! Для вас двери нашего дома всегда открыты настежь!

Проведя мисс Трент на террасу к старенькой лавочке, он сказал:

– Вы совершенно правы. Но как вы думаете, неужели от того, что я несколько раз дам отпор вашей очаровательной подопечной, ей будет какой-нибудь вред?

– О, нет, – спокойно ответила она. – Но пользы от этого, боюсь, тоже не будет. Впрочем, ваша цель ведь состоит не в этом, не так ли?

Она стала было садиться, но он остановил ее:

– Минуточку! Вам солнце будет бить в глаза. Дайте-ка я немного поверну лавку.

Она позволила ему сделать это, но сказала:

– Пытаетесь перевести разговор на другую тему, сэр?